Литлабиринты

Ну а самое нелепое в этой истории то, что на все протесты правления писательской организации и вообще здравомыслящих людей против установления мемориальной доски доморощенному сочинителю Графоманову ответ-аргумент был железобетонно прост: но ведь доска уже готова, деньги на неё потрачены.

Вот такая логика.

Ну и как же дальше будет развиваться пресловутый литпроцесс по такому балаганному пути? Может быть, уже вскоре новые неадекватовы начнут подавать иски на читателей, которые не желают читать их вирши и тем самым оскорбляют и наносят моральный вред, а суды эти иски будут рассматривать. Или новые графомановы, поднакопив деньжонок, ещё при жизни возьмутся заказывать самим себе памятники и устанавливать их на центральных площадях…

Как говаривал тот же Козьма Прутков: глядя на всё это, нельзя не удивляться!

* * *

Впрочем, что ж мы всё о плохом да о плохом? Был же и хоть какой-то позитив! Чему-то же и я научился за эти десять лет…

Да, кое-чему научился, в том числе и тому, что мне и раньше не особо требовалось, да и теперь в оставшиеся годы жизни вряд ли пригодится.

К примеру – выступать-трибунствовать. А на настоящую или воображаемую трибуну за эти десять председательских лет приходилось выходить и произносить-толкать речи через день да каждый день. Собрания, конференции, юбилеи, литвечера, праздники, фестивали, презентации, бесчисленные культмероприятия городского и областного масштаба… И везде: «А сейчас слово предоставляется председателю писательской организации…» Хошь не хошь, надо встряхиваться, ломать свою натуру, ковылять к микрофону и чего-то там стараться не банального выдать (пысатэл же!), а перед этим ещё, готовясь, составлять-репетировать спич свой в голове – без бумажки же надо выступить, форс держать…

Особенно тяжко давались поминальные речи и хлопоты. Вот этот скорбный опыт совершенно меня измотал. Мне ранее вообще чрезвычайно редко доводилось участвовать в похоронах – провожал в последний путь только самых близких и родных. За всю жизнь буквально раз пять-шесть. А за эти десять лет ушли в мир иной, страшно сказать, – 14 (четырнадцать!) членов писательской организации. А ещё несколько жён и мужей писательских… И каждый раз надо было самому пережить скорбное и зачастую неожиданное известие, обзванивать поэтов и прозаиков, умоляя их прийти проститься с сотоварищем (увы, бывали случаи, когда из писателей за гробом шёл я один), срочно сочинять некролог в газету, искать деньги на цветы или венок, выступать на траурном митинге, ехать на кладбище, сидеть за поминальным столом и опять что-то говорить…

До сих пор вспоминать тяжко!

Ну каким ещё опытом обогатили меня десять председательских лет, какими знаниями? Научился-приспособился, как уже упоминал, с чиновниками общаться, грошовую матпомощь на писательскую организацию выпрашивать… Да нормальному человеку на кой хрен такой опыт вообще нужен! Освоил волею обстоятельств азы бухгалтерского дела, дебет-кредит, баланс-маланс составлять, банковский счёт вести, чеки, ведомости заполнять и отчёты в налоговые органы и всякие фонды составлять-стряпать? Да мне этот опыт до фени, бизнесом я и раньше не занимался, теперь и вовсе не собираюсь – мне и пенсии хватает…

Что же не вспоминается никак что-нибудь приятное?!

Во, вспомнил – навыки издательского дела! Вот то действительно ценное, что пополнило копилку моего житейского опыта. Мне всегда хотелось самому от и до сотворить-создать свою книгу. Помню, семилетним пузырём-первоклашкой я впервые в жизни взял в школьной библиотеке книжку – перевод с французского весёлой истории про пса Пифа или Пафа (помню буква «ф» точно была) с яркими картинками. Прочитал по слогам, насмеялся, восхитился и так мне стало жалко расставаться с этой чудесной книжкой, возвращать безвозвратно, что я засучил рукава рубашонки и взялся делать-творить копию. Нашёл чистую школьную тетрадку в 12 листов и принялся переносить-копировать в неё текст печатными буквами и картинки цветными карандашами…