В трамвайных ли предгрозовых звонках Весь город жив, как будто бог из жести. И тополя, как спицы с волчьей шерстью, В старушечьих почти недвижимых руках. Как раскаленный от стрельбы наган Выталкивает пар - угля и серы, Выдавливает зной нутро упругой сферы Из дыма вер - в отместку всем богам. Подобно ей - в мерцаньи сонных ластПлыл толчеей ручей мучительного кадра: Из горловины жуткого, как заросли, театра, От камня одуревшего и сна комедиантств. Чаинки тел мешал сад, давший сень и дом. Душней воды воздушное пространство. Он с фиолетовым каким-то постоянством Шел в переулок дня и упирался лбом. И мальчик с крыльями, как ангел на горе, Зеленым отсветом был освещен трамвая И длился только миг - поденкой умирая И возвращаясь в свой забытый Назарет. Ты ни о чем сейчас со мной не говори. Зеркальная река в дыму небесной фрески Хребты гранитных плит очерчивает блеском И с нежностью жука - ползет. И лак - горит. Латунный цвет звонка. Пиши удушье гроз. Фонтанка день и ночь - несет свои чернила. Безумия тонка связующая сила Гусиного пера и голоса волос.
3
Расходится влажный клубок бытия В тот час, когда судорогою косою В ковше небосвода свело полосою И цвета брусники, и цвета лисья. Ты пьешь этот час языками имен, Волчица осенняя с лунною шерстью. В шестах фонарей начинается шествие Зарывшихся в шерсть и бесшумных времен. Взрывая пространство ночей городских, С бензином мешается запах ковыльный. Сквозь толщу такую почти восковые Оскалы личин: черемис или скиф. Морока работы. По-рыбьи скорбя, Как будто все сны отвергающий на спор, Глаза разноцветные выпучив, транспорт Слоняется призраком через тебя. Твой заспанный свет ощущая спиной: Фонтанка-несчастье, безумен и славен Прозрачный - души фиолетовой - пламень, Лакающий ночь и как ты - ледяной. Прощание. Черноголосья азы. Фонтанка-волчица. В пучину такую Дышать, словно - шерсть по гортань вековую, Бессмертия выплеснув алый язык.