Марий и Сулла. Книга вторая

По Риму ходили тревожные слухи: «Сулла идет!» Неизвестно, кто распространял их, но Цинна, уверенный, что это дела уцелевших от разгрома аристократов, требовал от Ойнея розысков виновных.

— А не найдешь — хватай матрон. Заставь их говорить, чем хочешь, и они скажут, — говорил он, нетерпеливо постукивая по столу. — За каждого злодея получишь четыре тысячи сестерциев.

Однако Ойней не радовался деньгам. Он уже нажился, а слухи, распространяемые в городе, доводили его до ужаса; он утратил сон, стал раздражителен. Тукция видела, что мужа грызет забота, но не знала, в чем дело.

Однажды, когда она дожидалась мужа, к ней подошел человек в пилее, с виду вольноотпущенник, однако лицо, гордая осанка и величественные движения изобличали в нем переодетого аристократа.

— Ты жена Ойнея? — спросил он, подозрительно озираясь.

Она кивнула, пристально разглядывая его.

— Знаешь, чем он занимается?

— Он лено…

— Ты не поняла… Известно тебе, чем он зарабатывает деньги по ночам?

Сердце ее тревожно забилось.

— Нет, господин, — шепнула она. — Я спрашиваю его, куда он уходит, а он молчит… И если ты знаешь, научи меня, как заставить его сидеть дома…

Незнакомец молчал, раздумывая.

— А вот и Ойней! — воскликнул он. — Скажи ему так:«Берегись, предатель!»

И незнакомец бросился в ворота, надвинув на глаза пилей. Но как ни поспешно было его бегство, он столкнулся с греком и, прежде чем тот мог опомниться, ударил его в зубы с такой силой, что лено, завопив, покатился по земле.

Тукция закричала. Прибежал сторож и помог господину подняться. Лицо грека было окровавлено. Он тихо выл, как побитая собака.

— Отведи господина в кубикулюм, позаботься о нем, — приказала Тукция.

XXVII

С каждым днем Марий ожесточался. Ненависть к нобилям разъедала его сердце. Он запрещал хоронить трупы убитых, приказывая их волочить по площадям и улицам, а головы прикреплять к рострам. Злобно смотрел, как всадники, толпясь в базиликах, яростно оспаривали друг у друга имущество казненных — богатые виллы, земли, виноградники и дома, которые продавались за бесценок.

— Торгаши слетелись, как воронье на падаль, — говорили плебеи, показывая пальцами на всадников и оскорбляя их злыми шутками. — Обогащайтесь, пока еще головы на плечах!

А вечерами Фимбрия приходил к Марию и шепотом сообщал о состоятельных всадниках, приверженцах Суллы. И в ту же ночь летели головы, семьи изгонялись, а лучшую добычу Фимбрия захватывал для себя или делил между друзьями.

Старик не знал покоя. Слухи о возвращении Суллы тревожили его, хотя он знал, что вождь аристократов осаждает Афины. И всё же он боялся, что его враг может оставить у Афин одного из военачальников, а сам внезапно нападет на Рим. И он приказал избрать в трибутных комициях двух мужей для охраны берегов Италии и отправить их помощниками к морскому префекту. По ночам ему грезились призраки, злые духи расстроенного воображения; вереницей проходили мимо ложа Лутаций Катул, Марк Антоний Оратор… Они останавливались перед ним и хохотали, протягивая окровавленные руки.

Он вскакивал и будил Юлию.

— Они… они… — шептал он, дрожа всем телом. Напрасно жена уговаривала его успокоиться, — он не слушал ее:

— Смотри — прячутся по углам… О Геката, разгони злых духов!.. Ты, повелевшая изваять деревянную статую, сотворить тело из дикой руты и украсить его домашними ящерицами, а затем раздавить их вместе с миррой и благовониями и рассеять смесь по воздуху во время новолуния! Избавь меня от призраков, и я построю тебе жилище из ветвей распустившегося лавра и буду горячо молиться, чтобы видеть тебя во сне. О Геката, богиня волшебства, покровительница колдуний!

Юлия со страхом внимала бессвязному бормотанию мужа.

— Спи, спи…

Он захрапел, но вскоре опять вскочил.

— Голос, голос, — шептал он, озираясь. — Я слышу его. О боги! Избавьте меня от позора скитаний, от руки ненавистного врага, занесшего меч над головою! Голос… голос… Слышишь, Юлия?

— Ничего не слышу, это шумит ветер…

— Голос… слышишь?

Страшно логовище льва, хотя в нем нет льва… [11]

— Ты бредишь, Гай!

 Он лег и заснул тяжелым сном.

Юлия сидела у изголовья. Она не любила мужа, но жалела его. Он был стар, ему нужна спокойная жизнь, отдых.

Избранный седьмой раз консулом, он стоял на форуме и беседовал с народом. Его медвежьи глаза блуждали по лицам людей, пытаясь проникнуть в душу каждого, но плебеи радостно приветствовали старого героя-надежду новой счастливой жизни. Он успокоился и веселый возвратился домой.

А в день нового года, в январские календы, вступил в должность консула. Лицо его было сурово, и он подозрительно смотрел на народ, валивший по улицам.

Вдруг глаза его остановились на невзрачном человеке в одежде вольноотпущенника. Растолкав толпу, Марий бросился к нему и схватил его за плечо.

— Злодей, я тебя искал! — дико захохотал он. — Вот сторонник Суллы, переодевшийся, чтобы вредить народу!

Плебс безмолвствовал. Убить в этот день человека означало навлечь на республику новые бедствия.

— Что же вы молчите, квириты? Неужели враг отечества достоин жизни?