Тогда барон Висконти прямо говорит, что в таком случае ее дочери придется принять католичество. Дело в том, что Ватикан строго следил, чтобы в случае смешанных браков, когда родители оставались каждый в своей вере, дети воспитывались только в католичестве, в противном случае, если это условие не соблюдалось, папа мог даже не признать законность подобного брака. Впрочем, Петербург предусматривал и обратную меру: обязательное воспитание детей от такого брака в православии. Этот вопрос в 1856 году даже обсуждался на государственном уровне между министром иностранных дел России канцлером Горчаковым и статс-секретарем папы Джакомо Антонелли. Поэтому, чтобы избежать такого противостояния, и требовался переход в другую веру.
Мать Марии, разумеется, была согласна на такой шаг. Но тут же, продолжая разговор, она подчеркивает, что пока не собирается выдавать свою дочь замуж, хотя, безусловно, и любит этого молодого человека, Пьетро Антонелли, но не как зятя. В общем, стороны расстаются, довольные друг другом. Барон Висконти хорошо знает, что кардинал Антонелли будет противиться этому браку: для «красного папы», как называют кардинала Антонелли за политический вес и красную кардинальскую мантию, брак с девушкой-иностранкой, родители которой к тому же разъехались и не живут в браке, наверняка невозможен ни при каких условиях.
К тому же бедный Пьетро Антонелли к своим двадцати трем годам уже весь в долгах (еще будучи солдатом, он наделал долгов на тридцать четыре тысячи франков) и без помощи семьи ему не выпутаться. Ему ставят условие, что он должен провести неделю в монастыре на покаянии, тогда отец согласится его простить и оплатит долги. Пьетро вынужден принять эти условия. Он покидает Марию.
«Ему велели, он послушался, а чтобы послушаться, надо весьма мало любить меня», – замечает Мария.
Она говорила, что ее девиз в любви звучит так: «Ничего – прежде меня, ничего – после меня, ничего – кроме меня». Прежний принцип – всё или ничего!
Но дело не только в том, что отношения с молодым человеком не сложились так, как Марии хотелось. Она признается в дневнике, что пишет обо всех, кто за ней ухаживает, из-за отсутствия удовлетворяющей ее деятельности. Она рисует, читает, но ей этого недостаточно. Такому честолюбивому и тщеславному человеку, как Мария, нужна вечно живая неиссякаемая деятельность. Она решила, что не будет ни поэтом, ни философом, ни химиком, она может быть только певицей и художницей. Башкирцева хочет быть популярной и считает это главным.
«Тщеславие! Тщеславие! Тщеславие! Начало и конец всего, вечная и единственная причина всего. Что не произведено тщеславием, произведено страстями. Страсти и тщеславие – вот единственные владыки мира!» – пишет она в дневнике.
Чтобы хоть как-то отвлечь дочь, мать 12 апреля увозит Марию в Неаполь. Город с первого взгляда ей не нравится: «В Риме дома черны и грязны, но зато это дворцы – по архитектуре и древности. В Неаполе – так же грязно, да к тому же все дома – точно из картона на французский лад».
Башкирцевы посещают Помпею. Осматривая мертвый город, они по очереди отдыхают на стуле, который взяли напрокат вместе с носильщиком. Марии нравится обслуживание туристов, она хвалит администрацию раскопок. Но думает все время о своем…
Как только Башкирцевы возвращаются в Рим, у них тут же появляется Пьетро. Происходит то, о чем изданный дневник снова утаивает: «А теперь, я прошу вас, не читайте то, что я сейчас напишу. До сих пор я думала, что эта книга станет образцом морали и будет рекомендована для чтения в школах и пансионах. Послушайте, я советую вам не читать дальше, потому что вы разочаруетесь во мне, вот и все!.. Он притянул меня к себе… не читайте, еще не поздно!., он поцеловал меня в правую щеку… и вместо того, чтобы оттолкнуть его, я отдалась в его власть и обняла обеими руками за шею… Черт возьми!.. Он положил мне голову на плечо, целуя мне шею слева и… какой ужас! Первый раз я была в объятиях мужчины. Я собрала все мои силы, а так как наши лица были чрезвычайно близки друг к другу, я приняла важное решение и поцеловала его в губы; я, которая до сих пор даже не коснулась его губами. И этот первый молчаливый поцелуй длился так долго, что я без сил уронила голову ему на плечо».
Чудо первого поцелуя произошло, и в связи с этим многое изменилось. Мария зовет Пьетро в Ниццу, куда уезжает ее семья. На вокзале во время прощания она признается Пьетро, что любит его. Они расстаются, поезд трогается, бедный Пьетро остается на пустом перроне.