Мечом раздвину рубежи

– О нет. Просто подумал, что ежели великий князь отправил куда-то Микулу, значит, скоро это предстоит мне и Рогдаю.

– Понимаю. Столько времени не быть дома и так быстро вновь покидать его. Но что делать, коли вы не просто княжьи люди, а ближайшие други-товарищи великого князя. Кому великая честь, с того и великий спрос. А к тебе, Олег, великий князь особливо благоволит – разве не ты первым стал тысяцким из всей его бывшей молодшей дружины? Ой, я еще не видела твоей гривны! – спохватилась Роксана.– Дозволь посмотреть! Хорошо?

Она забежала перед Олегом, остановилась. Положила руки ему на плечи, приподнялась на цыпочки, коснулась золотой гривны на его груди.

– Тяжелая! А какая красивая цепь! – восхитилась Роксана.– Не иначе сработана лучшими подольскими мастерами!

Олег снисходительно улыбнулся, оторвал Роксану от земли, отставил в сторону.

– Посмотрела? Теперь не задерживай нас. Ведь ты тоже возвращаешься в великокняжеский терем? – обратился Олег к Рогдаю.

– В терем? – удивился тот.– Но мы шли на подворье Микулы, зачем же сворачивать с пути? Пусть там нет хозяина, зато осталась Людмила. Поговорим с ней, посмотрим ее первенца. Да и Роксана расскажет, что произошло в Киеве в наше отсутствие.

– Ты забыл, что Микула уже ускакал по важному княжьему делу. Кто знает, может, в сию минуту великому князю нужны мы, коих он кликнул с порубежья вовсе не для того, дабы мы слушали чьи-то рассказы. Идешь со мной или нет? – нетерпеливо спросил Олег.

– Нет. Мы только что из терема, и ежели у великого князя имелось к нам спешное дело, он сообщил бы о нем. К тому же в тереме знают, что мы пошли к Микуле, и без труда отыщут нас.

– В таком случае я иду один. Прощайте и не забудьте поздравить Людмилу с первенцем и от моего имени.

Олег не успел отойти на несколько шагов, как Рогдай забыл о нем. Не скрывая восхищения, он не отводил взгляда от Роксаны. Как шло ей одеяние девушки-витязини! И ничего, что под шлемом и бармицей почти не было видно ее каштановых волос, тяжелая кольчуга давила и плющила высокую грудь, а широкий плащ наполовину скрывал тонкую талию. Стоило лишь заглянуть в ее огромные серые глаза, увидеть нежную, чуть тронутую загаром кожу, маленькие ножки в сафьяновых сапожках – и сразу становилось ясно, что перед тобой не юный отрок-воин, а красавица витязиня.

– Сотник, что с тобой? Уж не уснул ли? – спросила Роксана, проводив взглядом Олега.

– Уснул? Нет, просто давно не видел тебя и сейчас не могу налюбоваться. Как ты похорошела!

Роксана полностью убрала под шлем и бармицу волосы, запахнула на груди плащ. С уходом Олега ей некому и незачем было напоминать, что хотя она и стала девой-воином, тем не менее не утратила своей красоты и притягательности.

– При каждой встрече ты говоришь одно и то же,– равнодушно сказала Роксана.– Точно так, как я всегда повторяю: мы с тобой как брат и сестра, а их связывают друг с другом вовсе не красота и любование.

– Мы не брат и сестра, и ты давно знаешь, что я люблю тебя. Люблю давно и на всю жизнь.

Роксана вздохнула.

– Рогдай, не нужно об этом. Хорошо? Лучше расскажи по дороге, что тебе известно о походе.

– О походе? Да о нем говорят на каждом углу все киевские женщины и обсуждает любой купец на торжище. Слушай, что хочешь!

– Мне нужно другое,– Роксана лукаво взглянула на Рог-дая.– Вдруг захочу тоже отправиться на Хвалынское море иль на Хазарию? И вдруг в твоей сотне? Разве я не витязиня и не бывала прежде в боях? Возьмешь или нет? – и, не давая сотнику опомниться, Роксана прижалась к его плечу.– Вот и хочу знать, не оставляет ли великий князь тебя… и Олега… для защиты стольного града или не отправляет ли невесть куда с тайным поручением. Рассказывай, а то попрошу об этом Олега. Уж он, тысяцкий, знает поболее тебя, сотника…

Вся жизнь Исаака была связана с дорогой, и он не мыслил себя без нее. Правда, когда-то ему больше нравились суета торжищ и базаров, новые знакомства в караван-сараях, подсчет прибыли после возвращения домой. Тогда ему казалось, что длительное, утомительное пребывание в пути отвлекало его от настоящего дела, мешало целиком посвятить себя торговле, оттягивало наступление долгожданного дня, когда он мог бы сменить спину караванной лошади на мягкое домашнее кресло, навсегда избавив себя от опасной, связанной со множеством невзгод жизни купца-рахдонита. Такие мысли посещали его в молодости, в пору, когда человек считал себя и связанное с собой главным в жизни, а ее смысл видел в удовлетворении своего тщеславия либо плотских возжеланий. Ах молодость, как быстро ты пролетаешь, но как долго потом приходится расплачиваться за твои заблуждения и ошибки!