Мерцающий пруд

— Он умер до моего рождения, — ответил Уэйд. — Но у меня такое чувство, что я вырос в одном доме с ним. Мама, должно быть, сильно на него похожа. Она хотела, чтобы, став взрослым, я занимался морскими перевозками и принимал большое участие в банковском деле. Когда я был маленьким, она часто посылала меня в доки вместе с мистером Найлзом. Она сама возила бы меня, если бы этот район не считался слишком неподходящим для леди. Мне нравились доки и их бурная жизнь, но это был не тот интерес, которого она от меня хотела.

— А отец совсем не вмешивался в твое воспитание? Лора заметила, как подергивался у Уэйда уголок рта.

— Ребенком я много болел. Я был не таким, как он, как бы я того ни желал. Ему бы нужно иметь шумного, активного сына, а так как я таким не был, он скоро потерял ко мне интерес. У меня было слишком много воображения.

Он замолк. В комнате раздавалось только позвякивание падающих на решетку камина угольков, и розовые блики огня на стенах и потолке были единственным движением. Лора сидела очень тихо, не желая прерывать череду этих воспоминаний.

Когда он снова заговорил, перед ней возник образ стройного, красивого мальчика, каким он, наверное, был, поглощенного интересом к красочной жизни доков. Но когда он возвращался домой к своей матери, он хотел говорить не о деловой стороне этой жизни. Его не интересовали размеры груза или счета погрузки. В его голове кружились картины Китая, обеих Индий, его ноздри щекотали ароматы специй и чая. Рабочие доков были для него не просто наемной силой концерна его матери; функция моряков не состояла для него единственно в том, чтобы благополучно приводить в порт ее корабли. Он видел каждого из них в собственном ореоле приключений. В голове у него волнующе кружились слова, и он тщетно пытался поймать все это волшебство и запечатлеть на бумаге. Он вечно «растрачивал попусту» время, записывая впечатления от увиденного. Все это, должно быть, сердило и расстраивало его мать.

Лора представила себе и ее — молодую Аманду Тайлер, с прямой спиной и сильной волей, отвернувшуюся от мужа, за которого ей не следовало выходить замуж, тратившую всю силу своих эмоций на сына, так страстно и собственнически любимого. Слушая, Лора начала понимать и еще кое-что, от чего у нее немного сжалось сердце.

По мере того, как Уэйд становился старше и продолжал разочаровывать ее, мать, продолжая любить его, потеряла всякую веру в него. Она не прекращала попыток сделать из него того, кем она хотела его видеть, но она не могла подавить в себе презрение к тому, что она считала слабостью и неудачей.

— Вирджиния вернула мне веру в себя, — сказал Уэйд. Он замолчал, и Лора прохладными пальцами погладила ему лоб, где иногда пульсировала болезненная жилка.

— Я вижу ее повсюду, — пробормотал он. — Но она всегда ускользает от меня.

— Тебе не следует здесь жить, — сказал Лора во внезапном порыве. — Давай возьмем Джемми и уедем отсюда. Давай освободимся от теней.

Он покачал головой на подушке.

— Такой переезд убил бы мою мать.

— Не убил бы, — твердо сказала Лора. — Материал, из которого она сделана, не умирает легко. Вы с Джемми важнее.

Но он не хотел слушать.

— Мне никуда не убежать. Я всегда буду видеть глаза Вирджинии, упрекающие меня.

— Упрекающие тебя за что? Я достаточно слышала о ней, чтобы знать, какая она была добрая. Она хотела твоего счастья. Так почему теперь это должно измениться?

И опять его было не убедить.

— Ты не понимаешь, — сказал он и отвернулся от нее.

Она поняла, что сейчас бесполезно настаивать. Она продолжала гладить его лоб, и вскоре он сонно взял ее руку и поцеловал.

— Будь всегда такой, — пробормотал он. — Будь такой, какой была она.

На какой-то миг ей захотелось вырвать руку, но она сдержалась. Она тихо сидела рядом с ним, пока он не заснул. Потом она получше укрыла его и вернулась к своим собственным долгим мыслям у затухающего огня. Потом она сама задремала, откинувшись на спинку стула, и проснулась разбитая, когда Элли пришла звать их к ужину.

Уэйд проснулся отдохнувшим и более оживленным, чем за все время после отъезда из Пайнвилля. Очевидно то, что он выговорился, помогло ему.

К облегчению Лоры, ужин не стал повторением мрачного обеда. Очевидно, строгие правила соблюдения святого дня несколько смягчились с наступлением вечера, и даже миссис Тайлер была не такая сердитая. Вероятно, она считала, что все устроилось к ее удовлетворению и мятежники в доме укрощены.

О том, как Джемми с Лорой впали в немилость, не упоминалось никак, и Лора стремилась сохранить покорный вид, она знала, что это было лицемерием, но была готова внешне проявлять покорность для достижения своей новой главной цели.

Уэйд проснулся в веселом настроении, что сделало его очень обаятельным. Он иногда бывал таким во время своего выздоровления, ее тогда привлекло его мужество, стремление не придавать значения физической боли.