Фиону легко полюбить, и не только из-за милого и чертовски сексуального акцента. Она великолепна. Без особых усилий. С ее ясными голубыми глазами, загорелой кожей, светлыми волосами и греховными чертовыми изгибами каждый мужчина в округе обращает на нее внимание. Но она также ругается как матрос и высказывает свое мнение, без колебаний отстаивая себя и других.
Плюс все ее странные маленькие австралийские особенности и поговорки.
Достаточно сказать, что она мне нравится.
Я не осознавал, какой это будет ответственностью — создавать видимость того, что я забочусь о ней так, как она того заслуживает, как и подобает мужу. Честно говоря, я думал о целой куче другого дерьма. О том, насколько изменится моя повседневная жизнь, я не догадывался до тех пор, пока не зашел в пекарню выпить кофе. Я почувствовал это. Все наблюдают, ждут. Чтобы увидеть, как я с ней разговариваю, как к ней отношусь.
Потом был разговор с Фрэнком. А именно, что он сделает с моими «половыми органами», если я причиню ей боль.
Я никак не мог пить всю ночь напролет в баре без того, чтобы городская мельница сплетен не взбудоражилась — и весь город, скорее всего, ополчится на меня. Не очень хорошо, учитывая ситуацию и тот факт, что мы с Роуэном владели строительным бизнесом, который в значительной степени зависит от жителей этого города.
Да, есть куча факторов, почему я не могу просто повернуться и уйти. Помимо очевидного, что это идиотский поступок.
Без всех остальных причин я бы ушел, придурок я или нет.
Я не хороший человек. И я смирился с этим. Был хорошим, но это не защитило меня от ужасов жизни. Не спасло моих жену и дочь от смерти. Итак, кому не насрать?
— Блядство, — бормочу я, хлопнув ладонями по рулю, прежде чем вылезти из грузовика.
Собираюсь с духом, входя в парадную дверь. Воспоминания о подобных ситуациях нахлынули на меня. О том, как мама приходила в наш дом без предупреждения. В воздухе всегда витало напряжение. Габби смотрела на меня напряженным, раздраженным взглядом, давая понять, что ей будет что сказать позже.
Конечно, моя мама не обращала внимания на напряжение и взгляды.
Я могу только представить себе реакцию Фионы на то, что свекровь, которую она никогда не хотела видеть, появилась на пороге ее дома без предупреждения, да еще и с таким характером.
Когда я вошел в дверь, играла музыка. В этом нет ничего необычного. Фиона постоянно включает музыку. У нее странный и разнообразный вкус. В один прекрасный день она слушала Тейлор Свифт, а на следующий — «Shinedown5». Она познакомила меня с парой групп, мне даже понравилось. Но я ей не говорил об этом.
Что-то запекается в духовке. Пахнет чертовски здорово. Тарелки аккуратно сложены на сушилке. Это мама сделала. Фиона — так себе кухарка. Она не неряха, но обычно убирает за собой через несколько часов.
Из открытых дверей, ведущих на террасу, донесся смех. Фиона проводит там много времени, несмотря на жару. Ей нравится бывать на улице, на солнышке. В доме всегда открыты окна, она редко пользуется кондиционером — что чертовски сводит меня с ума, — и она постоянно забывает закрывать окна и двери перед тем, как лечь спать.
Что привело к многочисленным спорам о том, что ей необходимо делать это для своей безопасности. У меня мурашки побежали по коже при мысли о том, что она жила здесь одна и делала это до того, как я переехал. Ей повезло, что какой-то псих не воспользовался этой возможностью.
Я так ей и сказал.
Она ответила:
С этой женщиной не поспоришь.
Я пошел на звук смеха.
Моя мама и Фиона сидят на садовых креслах. У каждой из них в руке по бокалу вина, бутылка стоит перед ними, а также множество закусок, на которые нацелился мой урчащий желудок.
Если бы не Фиона.
Улыбающаяся. По-настоящему. И когда ее глаза встретились с моими, в них не было ни напряжения, ни обещания «поговорить позже». Ничего. В кои-то веки эта женщина не провоцировала на конфликт.
Это почти заставило меня отступить на шаг.
— Кип! — восклицает мама, вскакивая с дивана, чтобы подбежать и обнять меня.
От нее пахнет теми же духами, которыми она пользовалась всю жизнь. Объятие, как всегда, длится слишком долго и заканчивается тем, что она держит меня на расстоянии вытянутой руки, изучая своим внимательным взглядом.
Я делаю то же самое. Ей скоро семьдесят, но она совсем не выглядит на свой возраст. У нее есть морщины, от беспокойства, горя и утраты. Но также есть морщинки от счастья, радости и любви. Она маленькая. Особенно по сравнению со мной. Миниатюрная и хрупкая на вид. У нее светлые волосы, убранные с лица назад. Лицо, которое всегда искусно накрашено. То же самое и с ее одеждой — всегда отглаженная, дорогая на вид.
Мой отец считает, что внешность важна.
— Иди и прими душ, — приказывает мама после осмотра. — Ты грязный.
— Я работаю на стройке, мам, — говорю я, улыбаясь, потому что ничего не могу с собой поделать. Я скучал по ней.
Она поджимает губы.
— Ну, мы ужинаем через десять минут, и ты не можешь сидеть за столом в этом, — она указывает на мою одежду.