Мир-о-творец

Четыре ткацких станка стояли заправленные, а рядом с ними — ткачи с подмастерьями для их обслуживания. И это были механические ткацкие станки. Развитие того самого, что не так давно показывали Марфе в опытном сарае.

Педальный привод сохранили, а вот ширину станка увеличили втрое от обычного. Ведь у ручного ткацкого станка какая проблема? Правильно. Ширина полотна ограничена длиной руки, которая просовывает челнок между слоями нитей. А тут челнок перебрасывался ударным механизмом и скользил по нитям утка…

Марфа сразу не сообразила, как лучше поступить. Она хотела саржевую ткань делать. А потом ее озарило. Парусина! Много дешевой и качественной парусины! Это ведь стратегический товар. А у нее довольно грубых конопляных нитей весь склад завален. Так что станки сильно дорабатывать не потребовалось…

Раз-два, раз-два — крутили педали подмастерья, начав свою работу.

Громко защелкал ударный механизм.

И вообще — все зашевелилось.

А на выходной барабан стала наматываться широкая грубая ткань полотняного плетения весьма и весьма однородного качества. И быстро наматываться. Раз в пять быстрее, чем обычные ткачи свои «узенькие полоски» изготавливали. Эти же получались еще и в три раза шире.

На несколько минут все вокруг погрузилось в тишину.

Ткачи мануфактуры молча наблюдали.

Марфа тоже.

— С саржей получится справиться? — после долгого медитативного наблюдения за тем, как летал челнок, поинтересовалась она у мастера.

— К зиме, не раньше.

— Жаль.

— Не раньше, а вот позже — может быть.

— Я поняла, — вполне благодушна кивнула Марфа. — А с прядильным станком нет мыслей?

— Увы, госпожа. Ни руки, ни голова до него не доходят.

Она кивнула.

Молча прошла вокруг станков, самым внимательным образом их осматривая. А у самой вся голова вновь оказалась забита мыслями о том, как вся эта парусина пойдет через Дон в Азов и оттуда в Константинополь. Ну и далее в бассейн Средиземного моря. Паруса из крепкой конопляной нити — ладный товар. Ходовой. Она не сомневалась — с руками оторвут. Особенно Испания, которой для могучего флота парусины требовалось очень много. Тем более ладной.

Можно, конечно, его и на север «толкать». Но там война. И Балтика перекрыта. Торговля же через Северную Двину шла вяло и имела слишком много издержек транспортных. Намного больше, чем через Дон. Особенно сейчас, когда османского флота больше нет.

— Госпожа, — произнес вошедший с улицы масай.

— Что-то случилось? — удивилась она. Обычно без особой нужды они не нарушали ее покой и не вмешивались такие мероприятия. Тем более, что в помещение имелось пятеро бойцов, которых более чем достаточно для ее защиты.

— Пришла лодка. Там человек. Просит тебя.

— Ладно, — кивнула она. — Пусть войдет.

Гость не заставил себя долго ждать. Им оказался Иван Шереметьев. Старый знакомец ее мужа, отправлявшийся не так давно на юг в составе большой делегации, чтобы предложить Андрею стать младшим соправителем Царя. Она была решительно против этой идеи, но кто ее спрашивал. И теперь Марфа с содроганием ожидала развязки, предвкушая нечто неприятное…

— Государыня, — обратился с порога Шереметьев. — Ты позволишь с тобой с глазу на глаз поговорить?

— Государыня? — удивилась женщина.

— Твой супруг принял титул Императора Восточной Римской Империи.

— Ох… — только и выдохнула она. Какие-то слухи до нее доходили. Но на фоне досужей болтовни это казалось весьма глупым и странным. Мало ли что болтали? Оказалось — нет, не болтали. Действительно принял.

Вся мануфактура замерла. Даже механические прялки замерли, ибо подмастерья «зависли», не желая пропустить ни слова.

— За работу! — грозно рявкнула Марфа. И, уже обращаясь к Шереметьеву, скомандовала: — Пошли. — Направившись при этом в помещение управляющего. Относительно небольшую комнату, теплую и хорошо освещенную тройкой больших светильников.

Зашла.

И рухнула на небольшой диванчик, который стоял там для отдыха управляющего. Тот ведь регулярно засиживался допоздна, а иногда и заночевать мог из-за дел разных и насущных. Вот и соорудили такой ему подарочек. За рвение.

Шереметьев зашел следом и прикрыл дверь.

— Скажи мне, что это дурная шутка… — тихо произнесла Марфа.

— Увы, не могу, — развел тот руками. — Он просил передать письмо тебе. — добавил Шереметьев, протягивая кожаный тубус. — Вскрыть?

— Да, — глухо и как-то отрешенно ответила женщина.

Мужчина сноровисто сломал печать. Открыл крышку. Извлек свиток и протянул женщине. Со всем уважением, кстати. Он и раньше с ней вел себя, не позволяя никаких лишних вольностей, теперь же и подавно — как на камерном приеме у Царя.

Марфа сломала печать на свитке. Развернула письмо. И вчиталась:

«Душа моя рвется к вам, ненаглядная Марфа Петровна, как журавль в небо. Однако случилась у нас небольшая заминка…» — начинал свое послание Андрей, словами Сухова из «Белого солнца пустыни». Только имя сменив.