Млечный Путь, 21 век, No 2(47), 2024

Все было рассчитано просто превосходно. Он прекрасно знал своих врагов. Главой заговора считался Фудзивара Нобуёри, возжелавший возвеличить свою ветвь клана, и осуществить это руками глупца Минамото Ёситомо. Разумеется, они оба лишь марионетки в руках истинного главы мятежа - императора-инока Го-Сиракавы. Еще одной марионетки, возомнившей себя игроком. Он всем обязан ему, Синдзэю, без него прозябал бы в ничтожестве или умирал от голода в ссылке. Благодаря Синдзэю самый бездарный из сыновей покойного Тобы был избран императором, ему бы всю жизнь следовало благодарить наставника. Так нет же, после смуты года Хогэн он показал зубки. Да, конечно, император - священный правитель, но подлинной власти он не имеет. По этой причине никчемного принца Масахито и усадили на престол - чтоб не мешал. А он взял да и отрекся в пользу своего сына-мальчишки, и принял сан. А император-инок - фигура самостоятельная. Почти. Пока у него нет военной власти. А главные воинские роды, Тайра и Минамото, формально подчинены юному императору Нидзё. А на деле - главному советнику, государеву наставнику Синдзэю. Только в верности нынешнего главы Минамото - Ёситомо, никак нельзя быть уверенным. Это поняли и Синдзэй, и Го-Сиракава, мнящий себя великим политиком. И этим надо было воспользоваться.

Все четыре года, что прошли со времени смуты Хогэн, Синдзэй продуманно вел Ёситомо по намеченному пути, всячески унижая и оскорбляя его - а тот-то, глупец, рассчитывал, что главный советник имеет какие-то причины его благодарить! И когда соглядатаи донесли, что Ёситомо прямо говорит: "Я живу только для того, чтобы отомстить Синдзэю", стало ясно - плод созрел.

Заговорщики не решались выступить, пока в столице находились войска дома Тайра. Но Киёмори во всеуслышание заявил, что отправляется в паломничество в Кумано, и берет с собой большую часть своих людей. Ничего странного в этом не было. В Кумано находилось родовое святилище Тайра, они нередко его посещали. Нетрудно догадаться, что заговорщики, воспользовавшись отсутствием Тайра, захватят дворец, юного императора и конечно же, попытаются убить его, Синдзэя. Вот только Киёмори лишь немного отойдет от столицы, и в решающий миг вернется и захватит гнусных заговорщиков прямо во дворце.

Тогда будут все основания очистить цветущую столицу от скверны, вырезать всех Минамото, отрубить головы тем Фудзивара, что не выказали надлежащей верности, а Го-Сиракаву отправить в ссылку на какой-нибудь отдаленный остров. Ему, Синдзэю, не впервой так поступать с опальными императорами. И тогда великий наставник будет править твердой рукой, направляя развратившуюся страну к заветам Конфуция, и верные Тайра будут его орудием. Стоит только переждать одну ночь за пределами столицы.

Но Киёмори не пришел ни через день, ни через два.

Что его могло задержать?

Монах, устав озирать окрестности, пошел назад, где к реке спускался ручей. Вздрогнул, услышав лай в глубине леса. Неужели приближаются патрули? Прислушался - нет, лай вроде бы не собачий. Это лисы...

У ручья он остановился, и решил, что еще не готов к изготовлению остроги. Опустился на колени и напился воды. А когда поднял голову...

Он поначалу не понял, что видит на другом берегу ручья. Или кого.

Туман, утром окутывавший гору, казалось, развеялся, когда солнце взошло совсем высоко. Но в глубине леса он не исчез, напротив, сгустился. Именно сгустком тумана, колышущимся, шевелящимся, и выглядело нечто на другом берегу. Пусть оно и напоминало очертаниями человеческую фигуру.

Поначалу он не испугался. Государеву наставнику при дворе положено было оберегать императора от всякой нечисти. Поступай он иначе, Синдзэй никогда бы не достиг нынешнего своего положения. Но сам он не верил ни в демонов, ни в оборотней, ни в сглаз, нив порчу. Блуждающие мертвецы, ставшие гневными духами, те, вероятно, существуют, в это верят даже в просвещенной империи Сун. Но они являются лишь в ночном мраке, а сейчас ведь день, холодный, но солнечный зимний день.

Белая фигура в тени деревьев становилась все плотнее, бледное лицо, обращенное к монаху, обретало черты - и Синдзэй узнал его. Последний раз он видел эти черты, когда гниющая кожа сползала с костей черепа. Отрубленная голова была выставлена на пике посреди столицы на всеобщее посмеяние, и вороны выклевали глаза, которые льстецы называли самыми прекрасными в стране.

Сейчас на дне этих глаз что-то поблескивало.

Больше монах не стал вглядываться. Со сдавленным криком он бросился прочь. В этот миг он даже не задумался о том, чтоб прочесть молитву, которая наверняка отогнала бы мертвеца. Сердце колотилось так, что ребрам было больно, и ноги несли сами, куда-нибудь подальше, туда, где можно спрятаться. Он не стал искать землянку, где скрывался, ибо это требовало неких умственных усилий. Но некое чутье привело его к пещере под скальным козырьком. Внутри, когда монах заглянул туда, он не увидел ничего. А ничего - это хорошо. Если нечисть является при ясном солнце, то убежища надо искать во тьме.