Мои друзья и знакомые

болгарского бренди «Плиска», котелок, тушенку и картошку мы

прихватили на кухне, а кружки у нас собой всегда. Натопили снегу –

чистый, как новорожденный, заварили чай. Сделали картошки с

тушенкой. Наш замдиректора ночевал отдельно вместе с главным

инженером управления по транспорту газа и жидких углеводородов

Борисом Прохоровым. Они к нам подошли к ужину, открыли мы, разумеется, «Плиску», выпили и их угостили. Так-то в поселке сухой

закон, хотя на следующий день мы видели как пролетария, случайно

свалившегося в яму у врезки, полную метанола, насильно поят водкой и

вводят ему в вены 5%-ный раствор спирта. Единственный и

рекомендованный в инструкции способ предотвратить метанольное

отравление. У нас в избушке от раскочегарившейся печки жара, полушубки сняли, сидим в рубашках, кайф.

К вечеру следующего дня нас троих довезли до станции Пыть-Ях, где мы

могли сесть на поезд до Нижневартовска. Ждать пришлось несколько

часов. Мы с Фридландом несколько устали от предыдущих двух недель

чисто комнатной работы на совещаниях и в расчетах, все-таки тянуло к

физической активности. Так что мы оставили Евгения Максимовича в

зале ожидания, а сами отправились бродить по окрестностям. Перейдя, наверное, с десяток путей и тупиков мы оказались в магазине

железнодорожного ОРСа где и купили себе по банке дефицитного

растворимого «Нескафе». Больше, как было указано на объявлении, « в

одни руки не давали», а то б мы взяли и на Брещенко. Пошли назад. И

тут, когда мы с ним пролезали под вагоном, состав тронулся. Мы оба

абсолютно инстиктивно метнулись. Он вперед, я назад. Потом какое-то

время смотрели друг на друга через движущийся состав и радостно

обнялись, когда он прошел. Все-таки, привычка действовать мгновенно

была у обоих.

Дальше вернулись на станцию в зал ожидания, сухо сообщили

компаньону, что он мог, в принципе, нас и не дождаться, и попытались

отдать ему одну из банок добычи. Он отказался, сказав что-то о том, что-

де мы рисковали жизнью. Ну, вряд ли, по правде, за «Нескафе». Тут, наконец, пришел поезд и мы покатили в Нижневартовск. Я домой, а

Володя в гостиницу «Северная». Добавлю к этим историям только то, что

92

Мои друзья и знакомые

через пару месяцев я был в краснодарской командировке и наш

замдиректора показал мне толстый том научного отчета об этой нашей

эпопее со словами: «Писали – не гуляли». Я посмотрел с искренним

уважением.

Одним словом, продуктопровод теперь работал, а еще через год по

фридландовским расчетам вытесняемая водная фаза должна была дойти

до Пыть-Яха и проблемы забылись бы. Во вяком случае, на этом

конкретном продуктопроводе. Что очень хорошо, поскольку тем

временем строилось его продолжение до Туймазов с выходом в

Поволжье. Я в период его пуска, уже зная о возможных трудностях, прокатился с бригадой химиков-аналитиков по трассе через Тобольск, Тюмень, Курган и Уфу, с дороги отправляя сотрудников с отобранным

на узлах пробами ШФЛУ к себе в Нижневартовск, благо наши химики

уже приспособились за время аварии к анализу таких проб. В общем, получалась та же картина, но теперь мы заранее знали, что делать при

закупорке.

Единственно, что мне не понравилось, так это то, что узлы – выходы

электрозадвижек на поверхность совсем не охранялись, просто были

двери, закрученные на проволоку, так что оставшиеся без бензина

шофера могли при желании подъехать, открутить проволочку, подставить ведро под пробоотборную трубочку и открыть вентиль.

Фракция будет литься в ведро, испаряться по большей части, но в остатке

в ведре наберется газовый бензин. Правда низкооктановый, но ехать на

нем можно, хотя мотор портится. Какая-то совершенно афганская

простота! Ну, и то, что эти трубочки для пробоотбора были довольно

сильно прокорродированы, хотя фракция пошла буквально недели назад.

Я по простодушию спросил эксплуатационников в Кургане, работает ли

у них электрозащита трубы. Он ответили, что работает, вот неделю назад

включили. «Как? Труба и задвижки же смонтированы год назад, а у вас

тут в полукилометре электрифицированная железная дорога!» – «Ну, так

фракции же не было, труба была пустая». Что, конечно, внешней

электрокоррозии никак не мешало. Я очень расстроился и уже в Уфе, после того, как отправил домой последнюю пробоотборщицу, встретился

случайно с нашим ГИПом этой трубы Мишей Дубинским, мужем той

самой Вали, сотрудницы В.Я.. Рассказал ему и мы с ним сочинили и

отправили в Союзнефтегазпереработку докладную о делах на новом

продуктопроводе. В главке ее, конечно, отправили сразу в архив. Но я

еще не раз о ней вспомнил, особенно, когда эта самая труба взорвалась