Моя любовь когда-нибудь очнется

Вот почему я угробил все выходные, размышляя о смошенничавшей четверке. Эти парни ступили на путь обмана и даже не особенно это скрывали. Сказать им об этом?.. Но голос в моей голове твердил, что за подобные обвинения студенты нередко подают на преподавателей в суд – и выигрывают. Я сам знал несколько таких случаев. С другой стороны…

Да, если быть откровенным до конца, в моей голове звучал не один, а два голоса. Первый бубнил: «Просто верни им работы и забудь. Какое твое дело? В конце концов, эти парни обманывают не тебя, а себя – это их будущее, и они вольны делать с ним что захотят. У тебя хватает и собственных забот!» Второй голос коротко и тихо спрашивал: «Постой-ка, приятель. Что это ты задумал?»

О, этот второй голос был достаточно суровым, он говорил весьма нелицеприятные вещи, и мне приходилось тратить немало сил, чтобы хотя бы не слушать его, не говоря уже о том, чтобы заставить его замолчать. «Я ведь просто приглашенный преподаватель, – возражал я. – Эти ребята никогда больше меня не увидят. Единственное, что им нужно, это получить хорошие оценки, а мне – мне нужно как-то дотерпеть до конца семестра, чтобы иметь возможность заплатить по счетам».

Но в глубине души я все равно знал, что все мои возражения – ложь.

Вот почему я сидел на веранде, раскачивался в качалке и перечитывал сомнительные работы в четвертый, в пятый раз, стараясь набраться уверенности. Это, кстати, оказалось не особенно трудно. У меня было четыре работы и четыре жизни, четыре судьбы, которыми нужно было правильно распорядиться.

Всего-то навсего…

Когда студенты вошли в аудиторию, я раздал им проверенные работы – все, кроме четырех. Внимательно посмотрев на их авторов – на каждого по очереди, – я сказал:

– Ваши работы меня приятно удивили. Очень хорошие работы. Можно сказать, великолепные. Если вас не затруднит, задержитесь немного после занятий, я хотел бы побеседовать с вами подробнее.

Этого оказалось достаточно, чтобы до конца занятия все четверо прикусили языки. Ни один из них даже не пикнул. Мервин озабоченно кусал губу, Рассел хмуро смотрел в окно, а Юджин и Алан о чем-то напряженно размышляли.

Но вот занятие закончилось, студенты ушли, и только моя четверка комбинаторов сидела передо мной за партами, что-то косноязычно мыча. Каждый старался справиться с беспокойством, но им это не удавалось.

– Итак, – начал я, – ваши работы действительно произвели на меня прекрасное впечатление. Именно поэтому вы сейчас сидите здесь. Я хотел бы, чтобы каждый из вас рассказал мне о своем исследовании. С кого начнем?

Мервин вскинул на меня взгляд.

– Разве вы их нам не вернете? – спросил он.

– Пока нет. Сначала я должен задать вам несколько вопросов. – Произнося эти слова, я держал упомянутые работы перед собой, медленно, хотя и немного нервно, тасуя их словно карты в колоде. – Ну ладно, – проговорил я после небольшой паузы. – Начнем с тебя, Юджин.

Юджин был достаточно умен. Его отличали развитое чувство юмора и неуемное любопытство, поэтому на моих занятиях он был достаточно активен, задавая неожиданные и острые, хорошо сформулированные вопросы. Мне он нравился, да и среди однокурсников Юджин, похоже, пользовался уважением. Во всяком случае, остальные к его словам всегда прислушивались.

Услышав, что я обращаюсь к нему, Юджин вскинул голову, сполз по спинке стула вниз и наградил меня самым искренним взглядом, словно хотел сказать: «Почему с меня? Я ведь ничего плохого не сделал!»

– Расскажи мне о своем исследовании, Юджин. Ты отлично поработал, я доволен. У тебя и впрямь получилось отличное эссе. Расскажи мне о нем немного.

– Ну… Вообще-то, я навалял его довольно давно, так что многое у меня из башки уже выветрилось. Чего бы вам хотелось узнать? Скажите, может, я и припомню… – Юджин намеренно перешел на студенческое арго, стараясь скрыть свое беспокойство. Я был в этом уверен, потому что знал: на самом деле этот парень умеет разговаривать не хуже студента привилегированного частного университета.

– Для начала расскажи мне, откуда ты взял основную идею своей работы.

– Сейчас я уже не помню точно… Кажется, несколько недель назад я спрашивал у вас, нельзя ли мне написать работу об этих двух стихотворениях, и вы ответили: да, можно.

– Да, я помню. Ладно, попробуй изложить свою основную идею в сжатой, концентрированной форме. Буквально в двух словах.

Молчание.

– Хорошо, тогда объясни, как ты пришел к тем выводам, которые ты делаешь в своем исследовании.

– Я… я не знаю. Говорю же вам, это было давно, и… – Каждый раз, когда Юджин начинал что-то говорить, его руки оживали. Они словно помогали языку и двигались все быстрее по мере того, как я задавал Юджину новые и новые вопросы. Остальные трое тоже заволновались, должно быть, прикидывали, как отвечать, когда я возьмусь за них.

– Ну, допустим… Напомни-ка мне, какие два стихотворения ты взял для анализа. Хотя бы названия.

– Я не помню названий. В одном было что-то про пароход, а в другом…

– Кто их написал?

– Дикинсон… Эмили Дикинсон! – воскликнул он почти радостно.

– Прекрасно. Почему ты остановил свой выбор именно на этих стихах?