– Ха! Здорово я вас достал? А она вас еще не покусала и не шарахнула своим макрелевым хвостом?
И тут они его узнали. Маленький Мальчик с Блестками! Только теперь, когда он был не в цирке, его одежда, конечно, блестела не больше, чем наша с вами.
– Зачем ты это сделал? – сердито спросила Мавис. – Вел себя, как последний паршивец.
– Я же не просто взял да устроил шуточку, – объяснил мальчик. – Сегодня днем вы болтали без умолку, я подкрался, подслушал и подумал: а чего бы мне к вам не присоединиться? Но я сплю как убитый после всякой там верховой езды и кувыркания, и проснулся только тогда, когда вы ее уже умыкнули. Тогда я срезал путь вдоль изгороди, чтобы вас перехватить. И вот я здесь. Я застукал тебя на месте преступления, а, приятель?
– И что ты собираешься делать? – напрямик спросил Фрэнсис. – Рассказать отцу?
Но Мавис подумала, что мальчик, похоже, еще ничего не сказал отцу и, возможно, не скажет.
– У меня нет отца, – ответил Мальчик с Блестками, – и матери тоже.
– Если вы достаточно отдохнули, лучше идите дальше, – вмешалась русалка. – Я тут просыхаю до костей.
Мавис поняла, что для русалки просохнуть до костей так же плохо, как для нас – до костей промокнуть.
– Мне очень жаль, – ласково начала она, – но…
– Должна сказать, с вашей стороны очень опрометчиво держать меня все время в сухом месте, – продолжала русалка. – Право, я думала, что даже вам понятно…
Но Фрэнсис перебил, снова спросив Мальчика с Блестками:
– Что ты собираешься делать?
В ответ этот непредсказуемый ребенок поплевал на ладони и потер их.
– Чего делать? Да пособить вам с тачкой.
Русалка протянула белую руку и прикоснулась к нему.
– Ты герой, – сказала она. – Я могу распознать истинное благородство даже под ранее усыпанной блестками внешностью. Можешь поцеловать мне руку.
– Видал я глупостей, но таких… – фыркнул Фрэнсис.
– Целовать или как? – спросил мальчик, обращаясь скорее к самому себе, чем к остальным.
– Давай, – прошептала Мавис. – Все, что угодно, лишь бы она и дальше была в хорошем настроении.
И Блестящий Мальчик поцеловал все еще влажную руку леди из моря, взялся за тачку, и они двинулись дальше.
Мавис и Фрэнсис были слишком благодарны за неожиданную помощь, чтобы задавать вопросы, хотя невольно гадали, каково это – быть мальчиком, который не прочь украсть русалку у собственного отца. На следующем привале мальчик сам все объяснил.
– Видите ли, – сказал он, – дело вот в чем. Ту особу в тачке…
– Я знаю, ты не хотел быть неуважительным, – ласково перебила русалка, – но не «особа»… и не «тачка».
– Леди, – подсказала Мавис.
– Леди в колеснице, ее ж похитили – вот как я на это смотрю. Своровали, как и меня.
Мавис сразу поняла – это настоящая романтическая история.
– Тебя похитили? Ну и ну!
– Да, – сказал Блесток, – когда я был совсем маленьким. Старая матушка Ромэн рассказала мне об этом аккурат перед тем, как ее хватил удар, а после вообще уж ничего не говорила.
– Но зачем? – спросила Мавис. – Я никогда не могла понять из книг, почему цыгане воруют детей. У них, похоже, всегда полно своих – гораздо больше, чем человеку нужно.
– Да, действительно, – согласилась русалка. – Они тыкали в меня палками – целая толпа.
– Тут дело было не в детях, а в мести, – объяснил мальчик. – Так болтала матушка Ромэн. Мой отец был вроде как судьей, поэтому вкатил Джорджу Ли восемнадцать месяцев за браконьерство. А в день, как Ли забрали, церковные колокола звонили как сумасшедшие. А Джордж, когда его уводили, и спрашивает: «Чего за шум? Сегодня ж не воскресенье». А ему и говорят: колокола звонят, потому как у судьи – у моего папули, смекаете – родился сын и наследник. То бишь, я. По мне и не скажешь, – добавил он, задумчиво сплюнув и снова взявшись за ручки тачки, – но я сын и наследник.
– И что случилось потом? – спросила Мавис, когда они покатили дальше.
– Ну, Джордж отсидел свой срок, а я тогда был еще совсем мальцом, года полтора, весь в кружевах, лентах, в синих ботиночках из перчаточной кожи… Тут Джордж меня и ухвати… А вообще я уже выдохся – и трепаться, и тачку катить!
– Остановись, отдохни, мой блестящий друг, – сказала русалка медовым голосом, – и продолжи свой волнующий рассказ.
– А все уже, больше ничего не было, – ответил мальчик. – Кроме того, что у меня есть один ботиночек. Старая матушка Ромэн его сохранила и рубашонку с дамский носовой платок с вышитыми буквами Р. В. Она мне так и не сказала, в каких краях живет мой папаня-судья. Дескать, расскажет в другой день. А другого-то дня у ней и не было… Не говоря уж о новых рассказах, так-то вот.
Он вытер глаза рукавом и объяснил:
– Она была не такой уж плохой.
– Не плачь, – опрометчиво сказала Мавис.
– Плакать? Я? – презрительно ответил мальчик. – Да я просто подцепил простуду. Ты что, не видишь разницы между насморком и хныканьем? Ты ж, наверное, ходишь в школу? Чего ж тебя там такому не научили?
– Интересно, почему цыгане не отобрали у тебя ботиночек и рубашку?