Мономашич. Мстислав Великий

Дальше — больше. В конце Владимир Мономах откровенно мрачнел, читая прилежно выписанные строки. Совсем не таким виделся ему мир — не так шли дела в Киеве и Чернигове, Переяславле и Новгороде, Владимире-Волынском и Диком Поле. Вспоминалось, что Нестор был другом Святополка Изяславича и писать «Повести временных лет» начал по его наказу, то есть заранее оправдывая все его дела и принижая роль других князей. Особенно раздосадовало Мономаха то, что его-то дела остались незаметны, — везде на первом месте киевский князь, а он, самый сильный и влиятельный князь на Руси, только на втором. Словно это не по его слову поднимались полки на битву с половцами, не его слово мирило и ссорило, не он исподволь направлял и Святополка, и Святославичей, и Ростиславичей. Будто не он один заставил наконец великого князя приструнить Давыда Игоревича, и не ему кланялись половцы. Выходило, что за всем этим стоял Святополк Киевский, а Владимир Переяславльский был у него чуть ли не в подручниках! А ведь всё могло быть наоборот — ежели б он двадцать лет назад был чуть твёрже и сумел переломить боярскую силу, когда после смерти Всеволода Ярославича кияне выкрикнули в князья Святополка. Или четыре года спустя — если б захотел надавить, не слушая голоса народа, и изгнал Святополка, запятнавшего свою княжью честь ослеплением Василька Теребовльского. После той усобицы Святополк смотрел ему в рот, боялся слово сказать, не посоветовавшись с ним, истинным князем русским, а в летописи всё описано не так! Хвалят Святополка за то, что он приструнил Давыда, а осуждают лишь за его легковерие и мягкость. И про то, что к нему в гости иноземцы ездили и подолгу живали, — тоже прописано. И как он сына своего женил на самых лучших невестах, а дочерей своих с выгодой для Руси замуж отдал. И как он породнился с Комнинами, скрепив союз с Византией.

Совсем не такой хотел видеть Владимир Мономах летопись земли Русской. Ныне он — великий князь, и дальнейшее летописание будет под его строгим надзором. Но прежде следует исправить уже написанное.

Несколько дней спустя Мономах отвёз «Повести временных лет» в Выдубицкий монастырь.

Это было любимое место, куда в последние годы жизни ездил его отец Всеволод Ярославич. Сам Мономах тоже не обходил монастырь стороной и посылал ему богатые дары. Оделил его землёй и ловищами по Днепру в первые дни своего вокняжения. Печерский монастырь не получил покамест ничего — за то, что поддерживал Святополка Изяславича. Теперь, став великим князем, Владимир Всеволодович мог более не притворяться — он ревновал власть к своим братьям и радовался, получив золотой стол. И не мог допустить и мысли, чтобы после Святополка Изяславича что-то осталось. Была б воля — вовсе вымарал его имя. Но о таком негоже было и думать. Значит, расправиться с памятью о своём предшественнике надо было иным путём.

Выдубицкий игумен Сильвестр был давним другом Владимира Мономаха. В стенах Выдубиц обретался отец Василий — бывший духовник Мономаха и его доверенное лицо, по наказу переяславльского князя побывавший в узилище Василька Теребовльского. Позже он составил свой рассказ о тех событиях, и тот лежал втуне до сего дня, ибо в Выдубичах не велось своего летописания.

Игумен Сильвестр не мог сдержать удивления и радости, когда узнал, что Владимир Мономах сызнова посетил его монастырь. Был он так же сух, как и Нестор, но двигался не в пример живее. Глаза горели удивлённо-радостным огнём, когда он принимал в палатах своего покровителя и друга.

По приказу Мономаха двое слуг внесли ларец, где покоилась «Повесть».

   — Сей труд забрал я из Печерского монастыря, — молвил Владимир, когда исписанные листы легли на стол перед Сильвестром. — Прочтя, понял я, что не всё верно описывал Нестор, лукаво помышляя о возвеличивании Святополка Киевского, коий был князь ничтожный, волей и духом слабый и полководец худой.

   — Да, княжьи добродетели были ему не ведомы, — покивал Сильвестр, — он более всего радел о своей выгоде, нежели о Руси. И сребролюбием страдал чрезмерным. Иное дело ты, сын мой. Твоими благими делами долго будут ещё люди восторгаться.

   — Вот и желаю я, чтоб мои дела и дела иных князей по правде были описаны в «Повести временных лет» — потомкам в назидание. Ибо не о славе мирской пекусь. — Владимир подвинул к игумену несколько листов. — И не желаю я, чтоб вот это оставалось в памяти народной. Ныне настают новые времена. И деяния наших предков должны быть описаны по-новому.

   — Перепишем, — взглянув на листы, согласился Сильвестр. — Как ты повелишь, так всё и перепишем! Сам, лично, перепишу.