Мы из будущего

Чуха суетливо перебирался по окопам к медсанчасти, часто оборачиваясь, проверяя, чтобы никто из приятелей за ним не увязался. Он унял нервную дрожь и сорвал несколько полевых цветов, растущих по краю бруствера. Вдохнув в себя их пряно-горьковатый запах, он уловил в нем приятный оттенок полыни — так же пахли шея и волосы Нины. Чуха закрыл глаза, вспоминая обстрел, дикий, безумный страх смерти, охвативший его, и прикосновение рук этой девушки, ее ласковый шепот. Сейчас ему казалось, что именно она уберегла его от гибели. Чуха продолжал рвать цветы. В этой безумной, агрессивной среде войны неожиданно обретенная любовь казалась ему единственным спасением. То, что это именно любовь, он ни на минуту не сомневался.

Когда он подошел к палатке медсанчасти, дрожь по телу усилилась, сердце стучало часто и гулко. Перед собой он держал сдавленный потной ладонью букетик полевых цветов. Чуха завернул за брезентовый угол палатки и столкнулся нос к носу с Борманом, огибающим ее с другой стороны. Борман, в руке которого был букет чуть меньшего размера, мрачно посмотрел на соперника.

— А ты прыткий.

— Я поблагодарить хотел.

— Благодетель хренов. — Борман подошел к Чухе вплотную.

— А ты?

— Смотрю, успел смелости набраться. Я тебя, тля, меж пальцев разотру. Глаз на жопу натяну… Коршун ты плюшевый…

Чуха попятился:

— Борман, ты неправильно понял. Я же так… просто хотел поблагодарить.

Борман с размаху ударил Чуху кулаком по лицу. У последнего выпал из рук букет.

— Ты кого Борманом назвал, козлина? Какой я тебе Борман? Подставить меня хочешь? Забыл, где мы? Я для тебя — Сергей Николаевич, ты понял?

— Серега, перестань. Я все понял. Нет базара.

— Еще раз здесь увижу… — Борман поднес к носу Чухи увесистый кулак.

Чуха опустил глаза и стал растирать кровь по лицу:

— Да не нужна она мне.

— И запомни, на войне всякое может случиться. Я тебя предупредил. А теперь пошел вон. И пацанам молчок, а то…

— Все-все, понял. Уже ушел.

Чуха отбежал в сторону, обернулся, убедившись, что Борман зашел в палатку медсанчасти, сплюнул кровь и тихо, сквозь зубы, пробормотал:

— Это уж точно — всякое может случиться.

* * *

Череп не без удовольствия погладил затвор винтовки Мосина, отполированный мозолистыми руками предыдущих владельцев. Тяжелая и неприхотливая трехлинейка была основным оружием рядового состава Красной Армии. Череп старался не задумываться о судьбах тех, кто держал ее в руках раньше, только отметил про себя, что, судя по видавшему виды прикладу, прежних владельцев было немало.

Рядом сидели жующий травинку Спирт и шепчущий молитву Чуха. Прижавшись щекой к стене окопа, то ли спал, то ли забылся Борман.

Медленно тянулись последние минуты перед атакой. Череп вдохнул в себя тревожный сырой утренний воздух, смешанный с табачным дымом курящих самокрутки солдат. Чуха перестал молиться.

— Я не смогу.

Спирт выплюнул травинку:

— Пристрелят же, дурак.

— Не смогу я.

Череп ободряюще посмотрел на Чуху.

— Ну и оставайся здесь… Там же обрыв и озеро. Метров сто пробежать — и мы дома.

— Дома… Ты их пробеги вначале. — Спирт постучал сапогом по прикладу.

Борман открыл глаза.

— Чего вы его уговариваете, пусть остается. Может, тут ему больше нравится. Пусть Родину защищает.

Чуха поднял глаза к светлеющему, розовому небу.

— Утро-то какое ласковое, доброе. Как глупо так умирать.

— Да закрой же ты пасть, и без тебя тошно.

Над позициями взлетела осветительная ракета. Ее жидкий свет был едва виден в утренних лучах солнца.

Командир взвода Демин встал в полный рост и громко закричал:

— За Родину! За Сталина! В атаку! Ура!!!

На дно окопа полетели недокуренные самокрутки. Солдаты с протяжным воем поднялись в атаку, вразнобой крича жидкое «ура».

В окопе остались только следопыты и Демин. Некоторое время взводный, моргая, смотрел на следопытов, и стало очевидно, что этот девятнадцатилетний мальчишка боится не меньше, чем они. Демин направил на следопытов наган. Его рука дрожала.

— Вперед! Застрелю!

— Бежим! — выдохнул Борман.

Не сговариваясь, следопыты вылезли из окопа и побежали вперед с протяжным криком: «Ааааааааа».

Бежали пригибаясь, держа винтовки наперевес. Рядом бежал Демин. Крики солдат тонули в утренней тишине открытого пространства и казались неуместными, пока не раздалось тяжелое уханье крупнокалиберного пулемета. В несколько секунд мир преобразился. С немецких позиций открыли плотный огонь, засвистели пули, послышались взрывы снарядов.

Взвод залег на землю. Атака захлебывалась. Оказавшийся впереди других следопытов Борман обернулся, чувствуя что-то неладное — ему в спину целился Чуха, залегший метрах в десяти сзади. Они встретились взглядами, Чуха нервно облизнул губы и медленно отвел винтовку в сторону.

Обстрел усиливался. Пули ложились рядом с вжавшимися в землю следопытами. Очевидность того, что атака бессмысленна, росла с каждой секундой. Часть солдат, лежащих впереди, встала и побежала обратно. Многие из них снова падали на землю уже убитыми или ранеными. Спирт и Борман мелкими перебежками тоже побежали в сторону окопа.