– Злой ты, – отзывается она сухо, но не сердито. – Слышала, у вас с Кэти был разговор.
– Кто тебе сказал?
– Сама Кэти.
– О, можно было догадаться, – говорит он.
– Если хочешь… Ну, сам понимаешь.
– Понимаю, – отвечает он. – Понимаю, спасибо. Но думаю, деваться некуда, нужно просто взять и сделать все.
– Ладно, – кивает Бриджит, однако убедить ее, кажется, не удалось. Она беспокойно хмурит брови. «Интересно, что именно сказала ей Кэти, – думает Уоллас. Как она все это подала». – Кстати, она была не в восторге от того, что ты сегодня ушел.
– Ага, я заметил, что она разозлилась. Впрочем, она всегда злится.
– Это верно. Все потому, что у нее скоро защита. Вот уедет она, и все снова станет хорошо.
– А после нее уедешь ты, – тихо произносит Уоллас. – Ты следующая.
– А потом
– Эдит, – начинает Уоллас, глядя на воду, но прижимает язык к зубам. – Эдит велела мне очень серьезно подумать над тем, чего я хочу. Действительно ли я хочу остаться тут. В аспирантуре.
– Боже, – Бриджит закатывает глаза. – Вот же претенциозная пизда.
– Бриджит, – укоряет он.
– Но это правда. Что за вопрос вообще?
– Очень серьезный. У меня вышли кое-какие терки с Даной. Рассказывать особо нечего, но Эдит не на моей стороне.
Посерьезнев, Бриджит уточняет:
– Она что, хочет тебя выставить?
Уоллас не отвечает. Набирает в ложку побольше мороженого и сует его в рот, наслаждаясь тем, какое оно идеально холодное. Бриджит сжимает его руку.
– Ну так как?
– Она просит очень серьезно подумать над тем, чего я хочу, – отвечает он. – И это справедливо. Я ее понимаю.
– А я нет, – отзывается она. – Я вообще не понимаю.
– Не прикидывайся, Бриджит. Ты же знаешь, что мне было нелегко.
– Всем нам нелегко.
– Тебе – нет.
– Неправда, – возражает она. – И мне было сложно. Охрененно сложно.
– Серьезно? – спрашивает Уоллас и моментально понимает, что задел ее чувства. Сначала она смотрит на него изумленно, затем – негодующе.
– Уоллас, ты иногда такой эгоист. Представь себе, мне тоже непросто приходится. Думаешь, очень приятно работать среди белых, которые примерно раз в час дают тебе понять, что ты полная идиотка? Ты не в курсе, что Эдит просила меня поделиться с ней рецептами японских блюд?
– Но ты же не японка, – пытается пошутить Уоллас, однако Бриджит в ответ лишь морщится от отвращения.
– И все-то я делаю недостаточно хорошо. Да я могла бы лекарство от рака изобрести, а Эдит бы этак на меня посмотрела, типа, ох, ну конечно, чем таким, как ты, еще заняться. Я для них не личность, Уоллас. Не Бриджит. А «та азиатская девушка». Только лицо – да и то в лучшем случае.
– Извини, – говорит он. – Мне правда очень жаль.
Его и самого бесит эта машинальная реакция. Это
– Бриджит.
– Да все нормально.
– Бриджит.
– Уоллас.
Они оба на взводе. Подтаявшее мороженое стекает по ее пальцам, она поднимает руку и слизывает его. В уголках глаз блестят слезы. Похоже, он недооценивал глубину ее переживаний.
– Если ты уйдешь, – говорит Бриджит, разглядывая свой рожок, – если уйдешь, просто не знаю, что я буду делать. Правда. Но если оставаться здесь для тебя так мучительно, тогда лучше уходи.
– Я не хочу тебя бросать, – отзывается он. – И неудачником быть не хочу.
– Но ты и не будешь, – возражает она. – Бросить аспирантуру не означает стать неудачником. Тем более, если это сделает тебя счастливее.
– А как же ты?
– Придется как-то с этим примириться, – смеется она. – Но я буду за тебя рада.
– Давай сбежим вместе, – предлагает он чуточку серьезнее, чем собирался. – Уедем куда глаза глядят и ни разу не обернемся назад.
– Звучит, как сладкий сон, – отвечает она, но затем качает головой: – Понимаешь ли, Уолли, каким бы сладким сон ни был, все равно рано или поздно приходится просыпаться.
– Мне ли не знать, – кивает он. И все же не может перестать мечтать о жизни с Бриджит, такой простой и понятной, выстроенной согласно их представлениям о счастье. Можно было бы поселиться в ее маленьком домике с садиком в Ист-Сайде, варить вместе джемы и соусы, валяться с книжкой ленивыми солнечными вечерами. Спрятаться от всего мира и жить только вдвоем.