Не спи под инжировым деревом

– Потому что он один согласился работать бесплатно! – крикнул Мика, покраснев. Он у нас в команде всегда выполнял роль организатора. Он находил нам подработки, договаривался с хозяевами клубов и ресторанов о концертах, брал на себя заботу о дисках и футболках с нашими физиономиями. И всё это в условиях строжайшей экономии. – Да блин! Никто больше не хочет работать бесплатно!

– Да ладно, – вставил Джонни, – в этой стране почти все въё…ают бесплатно. У тебя что, нет знакомых, которые хотели бы обзавестись неоплачиваемой, зато постоянной работой? Стабильность – это ведь главное в жизни!

– Так, тихо. – Я из своего гамака простёр к ним руки, миролюбиво покачиваясь из стороны в сторону. Ничто не могло вывести меня, настроившегося на сиесту, из томного состояния. – Никто не хотел работать на нас бесплатно до того, как я совершил зверское самоубийство. А теперь захотят.

Команда посмотрела на меня с недоверием, а Сайка ещё и с укором.

– У Зарифы есть знакомая художница, если я правильно помню. Может быть, она согласится помочь.

– У неё тоже концептуальные картины? – спросил Эмиль, которому, очевидно, не понравилась идея, что я всех спасу.

– Да, но она работает в разных жанрах. Были у неё рисунки в стиле фэнтези… ничего так. Но вообще это должна быть наша лучшая обложка. Это же альбом, посвящённый моей памяти.

– Давайте просто снимем тебя в гробу, – предложил Джонни. Я представил себя на обложке – синего, раздувшегося, с водорослями в волосах и раковинами сердцевидки на глазах, и ответил, что это пошло.

Не знаю, как так получилось, но я заснул. Наверное, мне хотелось просто полежать в гамаке, чувствуя, как лёгкий ветер перебирает мои волосы и качает мою верёвочную колыбель, слушать шелест листьев и Сайкино обиженное сопение. Дневной сон – это смерть. После него просыпаешься с чувством, будто тебя воскресили колдуны-некроманты, притом не сразу после того, как ты умер, а дали тебе слегка разложиться, для пикантности, и всё, что успело произойти с твоим телом, ты теперь ощущаешь. Я пробудился, не понимая, на каком свете нахожусь, вокруг меня столпились маленькие серые хвостатые существа с цепкими лапами и тыкали в меня сухими виноградными лозами. У одного из существ было лицо Ниязи; этот тыкал лозой с особой старательностью.

– Очень символично, – фыркнул я и зачем-то попытался поймать существо за хвост. «Ниязи», повизгивая и поднимая пыль, удирало, но я изловчился и всё-таки схватил его за кончик хвоста, подтащил к себе и скрутил так, что оно не могло пошевелиться, а затем принялся стегать его той же лозой, которой он изводил меня.

– Прекрати! Отпусти меня! – вопило существо, а остальные столпились вокруг нас и тряслись, вроде бы от смеха.

– Не хочу я тебя отпускать. Мне нравится!

– Отпусти! Я тогда твоё желание исполню!

– Не очень-то щедрое предложение. По закону положено три.

– Три не могу, давай два. – Мой пленник решил поторговаться.

– Ну уж нет, три!

– Два желания, и ты меня отпускаешь сей же миг, или я терплю, пока тебе не надоест и руки не устанут, и тогда ты меня отпустишь без единого желания, – быстро разъяснило ситуацию существо. Немного поразмыслив, я согласился:

– Ладно, давай два. Я хочу…

– Мне видней, чего ты хочешь, – сказало оно и с неожиданной силой швырнуло меня на песок. Я попытался встать, но не смог: меня всего опутала виноградная лоза. Это было неприятно, я дернулся посильнее, но проклятое растение вцепилось в меня ещё крепче, а потом рвануло, приложило как следует об землю и потащило куда-то.

Тут я проснулся на самом деле на песке, барахтаясь в ошмётках гамака, который, будучи здорово ветхим, не выдержал моей тяжести. Метрах в пяти от места происшествия стоял Джонни, смотрел на меня и, как положено лучшему другу в подобных ситуациях, хохотал. Сайка с озабоченным лицом поспешила на помощь.

– Ты чего заснул? Не слышал, что нельзя спать под инжировым деревом? Я же тебе говорила! Ты что, спал?!

– Впервые слышу. Почему?

– Говорят, что того, кто уснёт под инжиром, утащат черти, – пояснил приблизившийся Мика, знаток примет, связанных с этим растением.

– Значит, это были черти, – пробормотал я и покосился на виноградник, мирно стлавшийся по земле в нескольких шагах от меня.

– Что? – жалобно спросила Сайка. Я не ответил. Мне страшно хотелось пить. Единственная бутылка воды, которая у нас осталась, была опрометчиво забыта под солнцем и нагрелась. Мне показалось, что на вкус она отдаёт пластиком. Скоро вся еда в мире будет отдавать пластиком.