Некоторые проблемы истории и теории жанра

Идеи космического полёта, лучевого генератора неисчерпаемо ёмки на всех уровнях "Аэлиты" и "Гиперболоида". Научно-фантастическая идея мало сказать воплотилась в поэтические образы, она выступает зерном-зародышем структуры повествования, источником поэтических деталей, какой-то метафорической моделью типологического строя романа. Алексей Толстой продолжил в духе традиций русского реализма Уэллсово жизнеуподобление романа, созданного Жюлем Верном. Он прокладывал своим последователям пути реалистической универсализации научно-фантастической прозы, закладывая основу той реформации, которая оказалась для неё характерна в семидесятые-восьмидесятые годы.

Поясним, что мы имеем в виду, и ещё раз вернёмся к аппарату инженера Гарина. Едва ли не популярнейшее изобретение научной фантастики "запатентовано" было не Алексеем Толстым (вспомним тепловой луч марсиан в романе Уэллса "Война миров"). Генератор лучистой энергии, как он описан в "Гиперболоиде", и в самом деле невозможен, а завораживающая магия искусства только поощрила поток научных опровержений. Учёные с самого начала вынесли ему смертный приговор и с точки зрения оптики, и по законам термодинамики и химии порохов.

Тем не менее, академик Л.Арцимович справедливо вспомнил в 1961 году на страницах "Правды" в связи с созданием квантовых генераторов (лазеров): "Для любителей научной фантастики я хочу заметить, что игольчатые пучки" энергии, испускаемые этими приборами, "представляют собой своеобразную реализацию идеи гиперболоида инженера Гарина". Заложенную на страницах романа идею концентрации лучевой энергии в не рассеивающийся пучок запрещала оптика, но запрет позволила обойти квантовая физика. Общая мысль, как бы высказанная писателями-фантастами, восторжествовала.

В художественном произведении самая наифантастическая конструкция подчиняется реализму таинственной эстетической логики. И с этой, куда более широкой позиции, чем судят "изобретение" писателя-фантаста иные учёные, неизбежные (конечно же!) внутренние противоречия научно-фантастической идеи - метафоры нередко оказываются плодотворны для той же научной мысли.

Но сейчас речь о литературе. Алексей Толстой подчас одним-единственным словом вдыхает правдоподобие в небывалую машину, в ещё никем не виданный пейзаж, заставляет поверить в человеческое существо иного мира. Художественно-стилевая манера его научно-фантастической прозы по-жюльверновски достоверна, по-чеховски лаконична.

Фантастическим вещам и явлениям у него присущ как бы "внутренний жест" целесообразного функционирования - подобный тому, на который опирается и психологическое мастерство Алексея Толстого. Автор "Аэлиты" и "Гиперболоида" искал пути новой поэтики - не заимствованной у "реалистики", отвечавшей бы природе научно-фантастического видения мира. В его творчестве жюль-верновский жанр не приспосабливался к общелитературному мастерству, но выступил оригинальной литературной системой и, что важнее, - новой методологической чертой или гранью художественного реализма.

Алексей Толстой ощутил насущную потребность в расширении, в объёмной стереоскопии художественного пространства-времени научной фантастики. В работе над "Аэлитой", в звёздный час своей жизни, гражданской и писательской вместе, ему необычайно важно было охватить одновременно и прошлое, и настоящее, и будущее. Русская революция предстала в этом романе на перекрёстке тысячелетий, как истинная связь времён, и связь времён высветила всемирно-историческую истину революции.

Позднее, в литературной заявке в Гослитиздат он писал, что намеревается завершить авантюрную и героическую части романа "Гиперболоид инженера Гарина" апофеозом "мирной роскошной жизни" в "царстве труда, науки и грандиозного искусства". И хотя от утопического финала писатель впоследствии отказался, примечательна сама потребность во временной и вместе с тем жанровой стереоскопичности.

"Всевременная система художественных координат научной фантастики Толстого явилась той самой исходной "точкой зрения", выбору которой он всегда придавал исключительное значение как центру кристаллизации художественного мира. Совместить же былое и сущее с грядущим оказалось возможно только в фантастическом мире.

Вклад писателя в новый жанр советской литературы многообразен Толстой стремился создать сплав фантастики научно-технической и социальной, приключенческой и утопической. Он вывел её за пределы прозы, которая для его предшественников являлась едва ли не единственной литературной формой. В 1924 году Толстой пишет драматургические сцены "Бунт машин" по мотивам известной пьесы чешского писателя Карела Чапека "R.U.R", русский перевод которой появился в том же году, а в 1927 году - ещё раз возвращается к Чапеку в новой пьесе "Фабрика молодости", где использует мотивы и другой чапековской драмы - "Средство Макропулоса".