Нет пророка в своем отечестве

- О апостол, апостол! - вопил он. - Без тебя наша округа была бы пустыней! Как там шелкопряды? Сидят на яйцах?

Вильк не отвечал.

- Так как же, господин Хлодно? - спросил он. - Вы ведь среди нас старший.

На лице у Хлодно отразилось смущение; он с удовольствием послал бы Вилька ко всем чертям, но побаивался жены, - а ей был важен английский язык.

- Когда я был молод, я тоже сочинял подобные проекты. Вспоминаю, граф В. m'a dit une fois*...

______________

* Сказал мне однажды (франц.).

- Э, да здесь не в графе В. дело, - нетерпеливо прервал его Вильк.

- Но дело в том, il me semble*, - сказал Владзь, глядя в потолок, чтобы инициатива подобных проектов исходила от всеми уважаемого человека, от кого-то, кому можно было бы доверять. Mais un homme qui a un nom et de la fortune** не стал бы сочинять подобных проектов. На строительство дороги, например, потребовались бы капиталы - вопрос, в чьи руки отдать эти капиталы. Впрочем, ce sont de reves***. У каждого из нас, крупных помещиков, достаточно своих забот.

______________

* Мне кажется (франц.).

** Но человек с именем и состоянием (франц.).

*** Это мечты (франц.).

- Ох, немало их, немало! - вздохнул Стрончек.

- Знаешь, Стрончек, может, и ты, наконец, займешься усовершенствованиями... только в чем?

Ян Гошинский усмехнулся.

- Стрончек, делай котлеты из старых жердей. Что, monsiuer Вильк, n'est-ce pas possible?*

______________

* Разве это невозможно? (франц.).

- Точно так же, как делать из ослов людей, - вполне серьезно ответил вопрошаемый.

Несмотря на все свое хладнокровие, Гошинский побагровел. К счастью, вмешался Стрончек:

- О апостол, неужто и такую фабрику собираешься ты основать?

- У меня на это не хватит средств. Это должно быть гигантское предприятие. Прощайте, господин Хлодно!

- Как втерся в ваш дом этот выскочка? - спросил Владзь хозяина, как только Вильк ушел. - Я приказал бы лакею выставить его за дверь.

- И я тоже, mais, que voulez-vous?* Жена моя принимает его ради английского. Конечно, это опасный человек, может, чего доброго, и в газете прописать.

______________

* Но что поделаешь? (франц.).

- Когда-нибудь я ему подстрою штучку, - уверил Стрончек.

- И стоило бы. Никакой воспитанности, - добавил Ясь Гошинский.

- Ну что вы! - ответил Хлодно. - Человек он спокойный, только не надо его дразнить. Представьте, в Варшаве его принимали в лучших домах.

- Что, что? - вскричали тут все хором.

- Je vous assure*. Когда я был в последний раз в Варшаве, я спросил графа В, правда ли, что этот человек бывал у него на вторниках. "Бывал, говорит, это умная голова". Уж как хотите, а "умная голова".

______________

* Уверяю вас (франц.).

- И, однако, неужто правда, что мать его была Язловецкая? - спросил Владзь.

- В семье не без урода, - вздохнул Ясь. - Впрочем, - продолжал он, Гарбовецкие потеряли состояние... а без состояния одна кровь не спасает.

- Пример этому Стрончек, - сострил Владзь.

- Ну, ну, потише!

- Признайся, дорогой мой, que vous etes un coquin*.

______________

* Что вы негодяй (франц.).

- Только ради твоей дружбы.

Однако Вильк был вознагражден за горечь этого вечера. Зайдя в салон попрощаться с дамами, он не нашел там Люци, зато он застал ее в передней, кто знает, возможно, она там нарочно его дожидалась. Она протянула ему руку на прощанье.

- Вам было скучно с Гошинскими?

- Да.

Рука Люци слегка задрожала в руке Вилька, глаза девушки как-то потеплели.

- Вы совсем другой человек, - шепнула она еще тише.

Простые слова! Однако Вильк готов был за это упасть перед ней на колени.

Написанное вскоре после этого письмо Вилька гласило:

"Трудно долее лгать собственному сердцу. Я люблю это дитя со всей силой нерастраченного чувства. Если б она только захотела разделить со мной мою хижину, я не посмотрел бы ни на что. Все зависит только от нее. С какой радостью я вырвал бы ее из гнилой атмосферы хлодницкой усадьбы! Это еще чистое дитя: чувствительное сердце, ангельская душа, ясный ум. Она сама чувствует, что ее окружает пошлость; она сама была бы рада вырваться к жизни, труду, долгу. Ах! Я мечтаю о том, что, может быть, придет час, когда здесь, в своей хижине, у моего сердца, я буду держать свою любимую пташку. В душе моей закипела удвоенная энергия, горечь исчезла, на сердце у меня ясно и светло, никогда я так не работал. Весна! Весна на дворе! Веет теплый ветер, с рассвета до вечерней зари я в поле и не чувствую усталости. О Франек! Я счастлив уже одним тем, что люблю!"