Невосполнимый ресурс

Не знаю, был ли писатель Пелевин под воздействием, когда сказал, что во вселенной пахнет нефтью. Насчет вселенной не скажу, но в отношении отдельно взятой планеты, он оказался прав абсолютно. За последнее время мы привыкли к биржевым скачкам, я лично, финансовые новости уже просто не воспринимаю. Договорились там страны ОПЕК или не договорились, бензин у нас все одно только дорожает. А тут раз – баррель сто долларов. Ну, круто. Бюджет наполняется профицитом, лидеры наши лучатся с экранов сдержанным оптимизмом и с уверенностью смотрят в завтрашний день. А завтрашний день – вещь такая, туда сейчас мало кто может сделать, как точно выразился один бывший боксер, подтверждая мысль, что боксеров бывших не бывает.

Баррель – сто пятьдесят. В зале смешки и непроизвольные аплодисменты. Баррель двести. Двести пятьдесят. Следом взлетают цены вообще на все. Потому что нефть, это не только топливо. Это грузоперевозки, промышленность, электроэнергия. По телевизору мычат что-то про заморозку внутри страны, прямое регулирование и сертификаты для граждан. Баррель – триста. Четыреста. И возмутительным образом рвет все сдерживающие меры, как ежик презерватив. Литр «девяносто восьмого» перевалил за пятьсот рублей, и в воздухе явственно запахло уже не нефтью. Керосином. Когда из всех динамиков зазвучали песни про сплочение нации, отсутствии причин для паники и большой стабфонд, я совершенно отчетливо понял, что в этот раз не обойдется ни масочным режимом, ни повышенным спросом на гречку и сахар. Что-то назревало серьезное.

И вот, казалось бы, сошлись все обстоятельства. Сама жизнь подталкивала в спину: поменяй меня. Еще есть время. В обоих смыслах.

Да, я прос… прожил большую ее часть. Но не всю, это во-первых.

Во-вторых, сложившаяся ситуация требовала незамедлительных действий. Пока есть возможность, пока события не приняли неконтролируемый оборот и меня не смыло по направлению к сливному отвертстию вместе со всеми.

Но я еще раздумывал. Это только на словах просто: брось все и уедь. Ага. А на деле – который год грибок на балконе вывести не удается, потому что вещи надо выносить, ремонтом заниматься и вообще. Куда уедь? Жить где? Кушать что?

В общем, я зацепился за это «уедь». Редкая форма, даже ворд подчеркивал слово, как чужеродное. А словарь… Словарь сказал, что «уедь» – это невозвратный глагол совершенного вида.

Невозвратный. Вот так.

И все сразу как-то встало на свои места.

Мне было хорошо только в одном месте – в лесу, у воды. Там, где нет людей. Если позволяла работа, я забирался в глушь и пропадал неделями. Последнее время все дольше и дальше, явственно признаваясь себе в том, что остался бы в лесу насовсем. Наверное, это звучит довольно странно. Походная романтика довольно быстро приедается, и туристов начинает тянуть обратно, к удобствам. Меня не тянуло.

Мы все живем ради счастья, это плата нам за жизнь. Если размер платы недостаточен, существование становится в тягость. И мы начинаем подумывать… об увольнении. Счастье – единственное, что держит нас на этом свете, и каждый находит его в чем-то своем.

Для меня это колючий спил, липнущие к ладоням сосновые чешуйки. Гулкий звон, с которым бревно падает на камни. Знаете, если щекой прикоснуться к сухой смолистой сердцевине, она покажется теплой… Счастье – сидеть под барабанящими по тенту каплями, сунув намокшие колени к костру, и прихлебывать из кружки. Дышать паром в серую завесу дождя, что волнами метет по разливу реки. Пристраивать над огнем котелок с налипшей веткой мха. И обжигая пальцы, перемешивать шипящую картошку на сковородке в алых углях.

Мое счастье было неправильным, нелогичным. Во все времена человек, наоборот, стремился отмежеваться от бытовых проблем и перестать думать, как согреться и чем набить живот. Рассчитывая получить возможность совершать что-то большее, великое, вечное… Ведь он же так сложен и неповторим.

У меня вместо великого и вечного зияла пустота. Как у других – не знаю. Я прислушался. Снизу играла музыка, басами выдавая хорошую аппаратуру, сверху взрыкивал перфоратор, за стенкой слышались застольные возгласы и громкое перемещение табуреток по полу. Уверен, там нет проблем со свершениями.

Если бы речь шла только о выживании, разумнее было бы купить крепкий дом с куском пахотной земли, завести пчел, скотину. В деревне электричество, магазин, связь с внешним миром, в крайнем случае, можно надеяться на помощь соседей. Там выжить проще, чем в лесу.

Но меня необъяснимым образом влекло в архаику, к простейшим процессам. Словно когда-то в доисторическом прошлом я зацепился за сучок резинкой от трусов и теперь, через поколения она тащила обратно.

Короче. Оставалось уладить мелочи и подсобраться.