Незнайка в Солнечном городе

И обратите внимание, ребята, на то, что, когда мы в жизни разговариваем, например, рассказываем о чём-нибудь, мы обязательно видим то, о чём рассказываем; видим внутренним зрением, не делая для этого никаких усилий, — само получается, так уж устроено природой. Это в жизни. А вот на сцене, для того чтобы речь была выразительной, яркой, а главное, действенной, чтобы она убеждала ваших партнёров и зрителей, придётся вначале делать некоторые усилия, заставлять себя видеть то, о чём говоришь. Вникайте в смысл каждой фразы, старайтесь всё живо представлять себе (скоро это начнёт получаться легко, станет, как говорят, органичным), и тогда никогда ваша речь не будет звучать заученно, монотонно, фальшиво.

Вы ещё не твёрдо знаете текст, но хорошо разобрали «цепочку действий», линию поведения действующих лиц в каждом эпизоде. И можете приступать к репетициям с движением.

Говорите пока своими словами, импровизируйте текст. И не смущайтесь. Конечно, надо свято уважать и беречь авторский текст, и на спектаклях знать его твёрдо и не допускать никакой отсебятины. Но на первых репетициях очень полезно и интересно делать этюды-импровизации на темы пьесы.

Вот как подробно и дотошно разговариваем мы с вами, ребята. Это потому, что нам очень хочется, чтобы вы прониклись сознанием, что всё в искусстве достигается большим трудом, что нельзя полагаться только на свои способности, что к работе в любой области искусства надо отнестись очень серьёзно и ответственно. Да, даже к работе над такой весёлой, просто ужасно весёлой и ужасно смешной пьесой, как «Незнайка в Солнечном городе».

А как же цирк? Ведь мы сами говорили, что в этой пьесе есть кое-что от цирка, от клоунады. Какая уж в цирке серьёзность!

Да, казалось бы, это так. В чём-то и сам Незнайка, и Пёстренький, и некоторые их товарищи похожи на клоунов. Но ни в коем случае не надо понимать игру клоунов как кривлянье, гримасничанье и непременное желание во что бы то ни стало рассмешить публику. Как раз наоборот. Чем серьёзнее клоун на арене проделывает свои трюки, тем смешнее и веселее зрителям. Незнайка к тому же не клоун в цирке. Он играет в водевиле. Решите сами, о чём думает, чего хочет Незнайка, играя свою роль: во чтобы то ни стало рассмешить публику или, скажем, побывать в зоопарке, подшутить над Листиком, скрыться от милиционера, исправить свой необдуманный поступок, вернуться в свой Цветочный город, и так далее, и так далее, ещё тысяча желаний, больших и маленьких, по всей пьесе.

Конечно, он думает о тысяче вещей, он стремится их выполнить, и ему просто некогда думать о публике: у него своих забот полно.

Вспомним, как автор описывает некоторых действующих лиц. Вот Пёстренький. У него «совершенно неподвижное, бесстрастное лицо». Конечно, кукле такое лицо сделать просто. Ну, а живому мальчику как быть? Очевидно, ему надо как следует подумать и определить, догадаться, с чего бы это у Пёстренького такое странное выражение лица, с чего это его вдруг «прорывает и он, отвернувшись, начинает отчаянно гримасничать»? С чего бы? Может быть, для разрядки, чтобы отвести душу? Подумайте.

А вот у Буковки глаза «тёмные, светящиеся надеждой». Ну, тёмные или светлые — для роли это не имеет особого значения, — уж какие есть. А вот то, что они «светятся надеждой», — вот это важно. А как это показать? Как может девочка «засветить свои глаза надеждой»? Взять и засветить ни с того ни с сего? А вот надо сделать, чтобы было и с того и с сего. Очевидно, надо выяснить, что такое «надеяться», докопаться до самой сути. Буковка очень страдает от того, что исчез Листик, но она верит, хочет верить, что он найдётся, что всё будет хорошо. Она всё время твердит, внушает себе: найдётся, обязательно найдётся, конечно же, найдётся, да, да, да, мы снова будем вместе, да, да, да, конечно, конечно, не может, не может быть иначе, да, да, да, да.

Да, но ведь таких слов у неё нет, не даны ей автором такие слова. Правильно, нет. Ну и не надо. Она и не говорит их вслух. Она твердит их про себя, себе, никто ни на сцене, ни в зале их не услышит, но эти «подуманные», «молча сказанные» слова сделают своё дело: зажгут глаза Буковки надеждой. И помогут ей играть. И зритель это увидит. И поверит ей.

А вот у ослов взгляд тупой, наглый. И тут исполнителям тоже невозможно ни с того ни с сего сделать свои глаза такими. А вот если найти для себя подходящие слова, слова «для молчания» (не пустого молчания, а активного, живого), и повторять их молча, про себя, глядишь, и получится то, что надо. Например: «Подумаешь!.. Плевать я на всех хотел!.. Вот возьму и плюну… А то как дам сейчас! По уху!.. По башке!.. Ты у меня получишь!.. Все дураки, один я умный!.. Все балды, а я умный!.. Как дам! По мозгам! Что хочу, то и делаю! А ну, бррыссь…»