Ницше

Сохранилась легенда о «посвящении» Ницше в рыцари: дабы воспитать в себе добродетели бойца и предстать перед друзьями героем, он решил драться на дуэли. Не найдя настоящего противника, Фридрих выбрал самого безобидного студента и сказал ему: «Я — новичок и я хочу драться! Вы мне симпатичны, хотите драться со мной?» — «Охотно!» — ответил однокашник. Тогда-то Ницше и получил удар рапирой.

Он быстро пришел в себя от «пошлости и низости обыденной жизни» — студенческой вольницы. Видимо, в Бонне ему впервые пришел в голову проект создания утопической «общины» духовных единомышленников, к которому он будет много раз возвращаться на протяжении жизни, неизменно имея результатом фиаско. Фридрих изложил собратьям по ферейну идею создания «апостольского братства» — духовного союза, близкого к монашескому ордену по нравам и к «буре и натиску» по духовной плодотворности. Естественно, предложение не имело успеха: новому апостолу, грубо говоря, заткнули рот и — не в первый и, увы, далеко не в последний раз в жизни — он сполна испил горькую чашу отверженного.

Фиаско поджидало Фридриха и с другой стороны: он осознал, что теология — не для него. При всей склонности юноши к мистицизму честность и совестливость подсказывали ему, что пасторство лишь стеснит бушующую в нем стихию, принудит его лгать. О том же, в сущности, сказал ему и профессор Фридрих Ричль, разглядевший в студенте дар, далекий от теологических изысканий: «Если вы хотите быть сильным человеком, правильно выбирайте специальность».

Духовные искания Ницше в Боннском университете характеризуют письма 1865 года:

Мною часто овладевает полное отчаяние, но в душе моей постоянно живет стремление к вечной цели, поиск новых путей, которые приведут к истинному, прекрасному, доброму. Чем же все это кончится? Возвратимся ли мы к старым идеям о Боге и искуплении мира? Или для беззаветно ищущего решительно безразличен результат его исканий? К чему мы стремимся? К покою? К счастью? Нет, мы стремимся к истине, как бы ужасна и отвратительна она ни была.

Я был еще слишком сдержан и замкнут для того, чтобы не растеряться среди стольких обрушившихся на меня влияний; у меня не было еще достаточно силы для того, чтобы совладать с требовательно подступавшими жизненными обстоятельствами. С грустью в душе приходилось сознаваться самому себе, что я еще ничего не сделал для науки, ничего не сделал для жизни, что в прошлом моем были лишь ошибки и заблуждения.

С нового семестра Ницше решает не возвращаться в Бонн и переехать в Лейпциг к профессору Ричлю. Отдавая себе отчет в несовместимости склада ума с узкой специализацией, он все-таки избирает филологию как науку, дисциплинирующую ум и позволяющую вернуть самоутверждающее начало.

Чем обязан Ницше учителю — своей «судьбе», как выразился он однажды? Прежде всего — поддержкой, которой ему прежде так не хватало. Конечно же, не филология стала причиной крутого поворота в судьбе юноши, но — чувство прочного основания, которое дал ему Ф. Ричль. Нонконформизму юности всегда недостает уверенности в себе. Тут-то и необходимы наставники, подобные Ричлю. Позже учитель испугается смелости своего ученика, но, возможно, именно он — признанием одаренности ученика — позволил Фридриху раскрепоститься, полностью раскрыть свою самость, стать собой.

Ричль не стал схолархом для своего ученика — философской премудрости тот набирался у Шопенгауэра, Ланге, античных авторов, то есть из книг. Он принадлежал к натурам, которые делают себя сами и для которых живой наставник необходим больше как поддержка, чем как учитель.

Настроения 22-летнего студиозуса, напитавшегося идеями Шопенгауэра, передают заметки весны 1866 года:

Три вещи в мире способны успокоить меня, но это редкие утешения: мой Шопенгауэр, Шуман и одинокие прогулки.

Далее следует описание чувств, пережитых во время одной из таких прогулок: