Обманутые сумасшествием

Напротив него ерзал в кресле Оди Вункас, астрофизик. Короче, все, что было связано с научным осмыслением происходящего в галактике, являлось по его части. Если говорить еще точнее, он был таким же бездельником, как и все остальные. Потому что настоящая работа, причем — грязная и неблагородная, их ожидала только на Флинтронне. Но это потом, а сейчас… Он прохладным взором разглядывал свою порцию карт, и по выражению его лица никогда невозможно было понять — доволен он ими или нет. Он никогда не блефовал и даже не высказывал своих эмоций, имел незаурядную способность не радоваться успеху и не огорчаться из-за поражений. Словом, был молодцом. Да и карта, кстати, ему сейчас пришла довольно приличная: в обществе королей и вальтов сидела прекрасная леди, червовая дама, а если учесть, что черви являлись козырями, ее присутствие особенно украшало эти сияющие азартом картинки.

Ну вот, с тремя познакомились, теперь очередь дошла до Фабиана. Он сидел, обхватив металлическими щупальцами свои карты, и заговаривал лишь тогда, когда к нему непосредственно обращались. Безукоризненный аналитик и последователь строгих алгоритмов, робот, увы, был напрочь лишен фантазии и выглядел довольно слабым в игре. Но, пользуясь своей слабостью как оружием, расхолаживающим бдительность противников, он иногда совершал ошеломляющие ходы и нередко выигрывал. Он молча и покорно терпел всякого рода унижения, сыплющиеся в его адрес, его оперативная память не в состоянии была понять и переработать множество замысловатых оборотов речи, всяких колкостей, откровенных матов, долетающих до его звукодатчиков. Он часто оставлял вопросы без ответа, попросту их не понимая. На нем привыкли срывать злость все кому не лень, и он, как громоотвод, впитывал в себя напряженную атмосферу, возникающую в среде экипажа. Айрант же над ним вообще издевался — прямо и откровенно. А сцены за игральным столом нередко заканчивались унизительным изгнанием, когда тугодумие Фабиана всех доводило до бешенства. И представитель железной расы под град проклятий и шквал язвительных усмешек покорно покидал поле интеллектуальных состязаний — арену мухлежа и лицемерия. Он не способен был обижаться и, став причиной очередного скандала, отделывался зазубренной фразой: «простите, господа…». После этого на него находили приступы мизантропии, и он подолгу слонялся по пустым отсекам, не желая кому-либо попадаться на глаза.

Но чтобы вся эта веселая компания предстала перед нами в полном комплекте, необходимо упомянуть еще двоих членов экипажа, отсутствующих за игральным столом. Это прежде всего капитан Кьюнг Нилтон, который если не являлся, то по во всяком случае считался здесь за главного. Как и остальные должности, капитан номинальный, носящий свой звонкий титул, как носят блестящий медальон. Техническое оснащение звездолета превратило всех пятерых в «свободных космических граждан», то есть слоняющихся бездельников. Зато на планете, в качестве возмездия, их ожидала совсем другая жизнь, если ее вообще можно будет назвать жизнью: и черные работы, и нервы, и усталость, и все тяготы телесного труда. В данный момент Кьюнг находился на дежурстве в отсеке визуального контроля, уткнувшись в какой-то любовный роман и, кажется, увлеченный им, пребывал вообще вне этого звездолета.

Второй из них — Фастер Роунд, специалист по электронике. Личность, если не легендарная, то довольно уникальная для галактических экспедиций. Он никогда не играл в карты из-за своих религиозных убеждений. Еще в молодости, на Земле, наитием какого-то внушения он стал адептом одной из древнеиндусских сект, зародившихся около трех тысячелетий назад. И сейчас был убежден, пытаясь убедить других, что Брахма — верховный творец всего видимого, требует от каждого разумного существа как минимум сотню мантр в сутки в Его честь. К Фастеру и его причудам давно уже привыкли и реагировали довольно спокойно, когда заставали его в каюте стоящим на коленях с четками в руках, погруженным в созерцание чего-то невидимого для простых смертных. Впрочем, все хорошо знали, что его человеческие качества откровенно-неподдельны. Он был единственным среди компании отпетых безбожников, кто никогда не надевал на себя маску лицемерия, всегда говорил то, что на самом деле думал, или же — а это случалось чаще — не говорил ничего, был другом молчания и тишины.

Вот и познакомились… Оставим теперь в стороне личные досье и вернемся за игральный стол — притон бурных эмоций, неудержимых страстей и, разумеется, пронзительных возгласов, им сопутствующих. Там, кажется, наступала кульминация.

– Какая сволочь тасовала карты?! — орал Айрант, чувствуя, что проигрывает. — Да мои ли это карты вообще?!