Читаем Один Рё и два Бу полностью

На верхней площадке показалась Охацу. На ней самые ее лучшие наряды — халат китайского светло-сиреневого шелка с рисунком павилики, поверх прозрачная накидка с цветными узорами, пояс с модным рисунком завязан спереди изящным узлом, широкий подол халата ложится веером.

Охацу на цыпочках идет к лестнице и смотрит вниз. Токубэй спрятался под домом, теперь он вылезает, машет ей и кивает, стараясь привлечь ее внимание. Она успокаивает его жестом, показывает на фонарь — спрячься, мол, тебя видно! Он проскальзывает в нишу около двери.

Своими белыми руками — каждый сустав пальцев подвижный — Охацу берет метлу, прислоненную к стене, привязывает к ней свой веер и со второй ступеньки лестницы пытается задуть фонарь. При каждой ее попытке Токубэй высовывает голову из прикрытия и снова прячется. Охацу тянется что есть силы, нo не может достать фонарь. Тяпется, едва касаясь ступеньки краем халата, дотянулась, гасит свет. И, не удержав равновесия, с треском падает вниз с лестницы. Служанка поворачивается во сне, а сверху, из своей комнаты, хозяин кричит:

— Фонарь погас. Вставай, зажги его!

Служанка встает кряхтя. Волосы у нее растрепаны, глаза полузакрыты. Спросонья она качается, ищет кресало, не может его найти, топчется взад и вперед. Чтобы не столкнуться с ней, Охацу за ее спиной повторяет ее движения, широко расставив руки с раздвинутыми пальцами, как делают люди, когда им приходится двигаться в темноте. Наконец ей удается схватить руку Токубэя. Держась за руки, влюбленные крадутся к выходу. Задвижка открыта, но дверные петли скрипят.

Служанка начинает стучать огнивом. В такт каждому скребущему звуку кремня они осторожно нажимают на дверь. С каждым ударом она открывается все шире. Тогда, обвив широкие рукава вокруг тела, чтобы не зацепиться и не застрять, Охацу и Токубэй пробираются в дверь осторожно, будто переступают через хвост тигра…

— Я иду домой, — шепнул за спиной Токуити голос Хироси, и мальчик неохотно поднялся и вышел из залы.

Странно было смотреть на яркий дневной свет и снующую по улице толпу. Как грубо ступали люд к. стучали деревянными подошвами, шлепали соломен ньши сандалиями. Ноги кукол совсем не касались пола, передвигались, будто плыли по воздуху волшебные создания.

Вот не удалось узнать, что дальше, — грустно сказал Токуити. — Сумели ли они убежать и, поженившись, счастливо прожить вместе долгую жизнь?

Нет, — сказал Хироси. — Вместе жить им не пришлось, но они умерли вместе на рассвете этого же дня. Прозвучала их предсмертная песнь:

Вы семь сосчитали лиУдаров колокола,Рассвет отмечающих?Шесть прозвенели,Остался один ещеОтзвук последний,Который услышим мыЗдесь, в нашей жизни.

От этой печальной песни слезы выступили на глазах Токуити, он воскликнул:

Никогда в жизни не был я так огорчен! Эти куклы куда лучше живых актеров. В одной-единственной из них чувства больше, чем в пяти людях!

Восхваляя кукол, не забывай, не забывай одного! — возразил Хироси. — Чтобы оживить ее, понадобились талант и искусство пяти человек — тех трех, которые управляли ее движениями, певца, который одолжил ей свой голос, и музыканта, выразившего ее чувства. Не забудь и писателя, который придумал ее жизнь и написал ее слова. Вспомни и обо мне, вырезавшем ее тело из куска дерева. Кукла подобна человеку, одного ей не хватает.

— Чего же это? — спросил Токуити.

А Хироси ответил:

— Несколько лет назад жила в столице прекрасная дама. Ее возлюбленный уехал по делам службы, и она, тоскуя, заказала мне его деревянное изображение Приложив все свое уменье, удалось мне точно передать цвет его лица, и даже поры на коже были видны. Рисунок ушей, вырез ноздрей я выполнил с взыскательной точностью, даже число зубов во рту было правильно. Но когда дама, обрадовавшись, схватила куклу и прижала ее к себе, она испугалась и похолодела от отвращения и страха и выбросила куклу. Во всем эта кукла была подобна человеку, одного ей не хватало — жизни.

<p>ПРОГУЛКА ПО МАЦУТИЯМА</p>

Дни текли тихие и ровные, будто сматывалась длинная нить с клубка, будто невидимые пальцы перебирали косточки простых четок. День сменялся вечером, и ночь наступала в свой срок, и опять просыпалось утро. Хироси резал кукольные головы и обучал Токуити ремеслу. О-Кику шила кукольные платья и ухаживала за садом. Мицуко обо всех заботилась и всеми командовала — руки у нее так и летали, будто усердные птицы, строящие гнездо.

По вечерам все вчетвером собирались вокруг жаровни с углями и играли в тихие игры и рассказывали истории о героях древности и происшествиях на соседней улице.

В положенное время в эту жизнь, приятную, но однообразную, шумно врывались праздники, каждый со своими особыми развлечениями, и лакомствами, и обычаями.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза