Накинув синий шелковый халат, расписанный золотыми драконами, Вера выскочила в коридор и через несколько секунд вернулась.
— Ты не поверишь. Спят, словно цуцики! Будить?
— Нет, не надо. — Кирилл, прижимавший правую руку к боку, неожиданно прикрыл глаза, переживая приступ боли, и отрицательно мотнул головой. — Это не простой сон. Тут какое-то ментальное воздействие, так что я сам ими займусь.
Проверив узлы, Новиков быстро оделся и несколькими касаниями разбудил сначала первого часового, затем второго.
— Вы как?
— Товарищ маршал… — Язык сержанта Абашидзе ворочался с трудом, и он с ужасом думал, что заснул на посту, словно боец-первогодок.
— Все нормально, сержант. — Кирилл улыбнулся. — Вас усыпили, так что вашей вины здесь нет. Тем более что все нормально закончилось. Докладывать начальнику охраны не нужно, я сам все расскажу. — Он обернулся в сторону двери. — Вера, вынеси воды парням. Пусть хоть немного очухаются.
Только сейчас Вера поняла, что ночной визитер все же достал ее мужчину. Она метнулась к пеналу полевой аптечки и, не слушая возражений, усадила Кирилла на стул и стала обрабатывать длинную и глубокую ссадину на боку.
Последних диверсантов взяли уже под утро, когда прочесывали парк. Группа сработала так быстро и слаженно, что никто из диверсантов не успел воспользоваться ни гранатами, ни ампулой с ядом, и уже утром, за завтраком Новикову докладывали результаты первичных допросов.
— Мензис. — Кирилл задумчиво посмотрел в потолок. — Никак не успокоятся, гниды британские.
— Так, может, того, — Вера, сидевшая с Новиковым за одним столом, вместе с офицерами миссии задумчиво пошевелила пальцами в воздухе. — Ответный визит? Так сказать, от нашего ствола ихнему стволу?
— Подумаем. — Новиков кивнул. — Хорошо бы вообще стереть это царство-государство с лица земли, но боюсь, Верховный не одобрит.
— А штаб операции? — Подполковник Ракитин отставил в сторону чашку с чаем и уже потянулся к висевшей на спинке кресла радиостанции.
— Это нормально. — Кирилл махнул рукой. — Только пусть живыми хоть пару человек привезут. Здесь-то мы взяли только исполнителей, а вот кадровых пощипать бы.
В этот момент раздался короткий писк зуммера радиостанции, и Ракитин, руководивший полевым штабом, вложил в ухо наушник гарнитуры.
— На приеме. — Потом, сосредоточенно глядя в пространство, прослушал донесение и, завершив связь, повернулся к начальнику. — Взяли, товарищ маршал. Трое офицеры британской разведки и один американец. Уже везут сюда. Потерь нет.
— Молодцы. — Кирилл сдержанно улыбнулся. — Чистая работа. — Он встал. — Ладно. Я еще часик пошуршу бумажками, а вы заканчивайте тут, и собираемся домой. Самолеты сядут через три часа, так что времени у нас особенно нет.
— А этого корейца? — спросила Вера.
— А корейца с собой возьмем, — ответил Кирилл. — Может, как-нибудь к делу приставим. А то отпускать глупо, а убивать жалко.
Эпилог
Утро девятого мая тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года в Москве было ясным и радостным. В пронзительно-голубом, без единого, самого маленького облачка, сияло ярко-золотое солнце, и как-то даже не верилось, что еще вчера над столицей ходили низкие, хмурые тучи и моросил мелкий, противный дождичек. Умытая, посвежевшая и похорошевшая Москва блистала влажным асфальтом, отбрасывая вверх лучи, отраженные в тысячах мелких лужиц, закрывала глухие торцы домов огромными плакатами, трепетала растянутыми поперек улиц транспарантами и, словно девочка в бантиках, вся буквально цвела изобилием флагов. Флаги Социалистической Японской Империи, флаги Социалистической Балканской Федерации[484], совсем молодого Германского Демократического Союза[485], Социалистической Республики Италии, Демократической Бирмы, Народной Испании и Французской Коммуны. Но, разумеется, больше всего было ярко-алых полотнищ Союза ССР, которые летели и трепетали над домами, улицами, площадями и отражались в водах Москвы-реки и Яузы.
С раннего утра на Красную площадь стали собираться зрители. Еще не было и шести, когда возле ГУМа появились первые ранние пташки. Молодые и не очень, одетые получше и похуже, но обязательно — празднично! Если даже на пиджаке и была где-то дыра, то аккуратно заштопана, а если ботинки не первой свежести, то все равно — начищены до блеска. Первые зрители робели и жались к темной громаде главного универмага столицы, тихонечко переговариваясь друг с другом.
Это были рабочие московских заводов — те, что работали в ночную смену, и вездесущие студенты столичных вузов. Последние вели себя чуть более свободно, раскованно, кое-где раздавались первые шутки, звучал короткий смешок…