Я могла бы ответить ему резко, объяснив, что все происходящее теперь закономерно. Но почему-то осеклась — мне было его жалко. Слишком вдруг стал беззащитен этот «Буффало Билл» с крутым лбом и глубоко посаженными глазами.
— Проходи, — сказала, открывая дверь в свою темную квартиру.
По крайней мере, все-таки не буду одна в этот вечер! Правда, грядущий вечер в обществе Нещадова напоминал мне пародию на «Красавицу и Чудовище», впрочем, чудовище было симпатичнее.
Но не выгонять же замерзшего и испуганного человека, не укрепив его слабую душу поддержкой!
Я щелкнула выключателем. Моя пустынная квартира осветилась холодным светом. Пафнутий тут же выдал свое коронное и ворчливое: «Паша красивый». Почему-то прозвучало это у него как ругательство. Кажется, это произвело впечатление на моего гостя, поскольку он резко остановился и начал испуганно озираться по сторонам.
— Не бойся, — сказала я, стаскивая ботинки. — Это мой попугай. Наследство от несостоявшегося брака с вором в законе… Потом как-нибудь расскажу тебе эту душещипательную историю.
Нещадов мялся на пороге, как ходок к Ленину, сжимая в руках отвратительную черную шапочку.
— А это удобно, что я пришел? — неуверенно спросил он.
— Но ведь уже пришел, — вздохнула я. — Так что решать вопросы этикета уже неуместно. Проходи…
Он обрадовался. И достал из сумки бутылку водки.
— А это еще зачем? — грозно округлила я глаза.
— Э… Надо бы Владика помянуть, — прогундосил он.
— Я твоего Владика не знала, — мотнула я головой. — Но если ты хочешь, чтобы я его помянула, так и быть — разорюсь на свечку в церкви.
— Ладно тебе, Сашка, — улыбнулся он мне. Наверное, эта улыбка шла у него в разряде наиболее обаятельных, но меня не тронула. Скрестив руки на груди, я смотрела на него с безжалостным отрицанием.
— Нещадов, я не пью, — холодно подчеркнула. — Даже в лютые морозы. Так что поминай своего друга один. Тем более что моим другом он не был.
— Ладно, — расстроился Нещадов, убирая свою злосчастную бутылку назад. — Ты, Данич, все-таки странная баба. Все у тебя не как у людей…
— Да уж какая есть, — мрачно сказала я. — И кончай хамить. Я не баба. Понял? Бабы были у вас с Владиком.
С этими словами я прошла в кухню и включила огонь под чайником.
— А живешь ты бедно, — снова раздался голос Нещадова. — Вроде бы детективы не так живут.
— Смотря какие, — меланхолично ответила я, твердо решив не обижаться на него. Дурак он, что с него возьмешь?
— Хочешь к нам пойти?
— Нет, не хочу. Мне и у себя неплохо.
— Саш, ты только не обижайся, ладно? Но вот что я тебе скажу — неправильно ты живешь! Сейчас люди другие стали. Я одного сыщика знаю. Он знаешь сколько огребает? У него уже особняк в Раздуеве.
— Не хочу особняк, — ответила я. — И дырку промеж глаз мне тоже не надо. Лучше жить в скромности, но подольше. Да и Лариков мне куда симпатичнее, чем твои дружбаны.
Он сидел в кресле, вальяжно раскинувшись.
— Саш, а мне выпить можно?
О боже! Я возвела глаза к небесам. И какого черта пустила в свой дом этого кретина? Сидела бы сейчас спокойненько, смотрела кино идиотское какое-нибудь! Так нет же, не хотелось одной оставаться!
— Так можно?
— Оставь меня в покое, — пробормотала я. — Можешь пить. Но в двенадцать ты должен отсюда отчалить. Понял?
— Понял, — кивнул он с преувеличенной готовностью. И налил себе в стакан этой своей паршивой водки.
— Ну, поехали, — подмигнул он мне. — Чтоб Владьке земля была пухом…
Выпив, он крякнул и тоскливо посмотрел на пустой стол.
— Сашк, а у тебя жратвы нет?
— Нет, — отрезала я. — Сижу на диете.
— Ну и ладно. И кто мог Владьку шлепнуть, ума не приложу… Вроде врагов у него не было.
— Ну конечно. Тебя послушать, так он был ангелом с крылышками!
— Да не ангел, Саш. Я знаю, на что ты намекаешь. Но ведь эти наркоманы — гады, разве нет?
— А по мне, они просто больные люди, — изложила я ему собственную точку зрения. — И то, что вы с ними делаете, прости уж меня, не нравится мне.
— Потому что у тебя среди этой швали дружки, да? — недобро сощурился он.
— Нет, не поэтому, — вздохнула я. — Потому что твой Владик был довольно гнусным типом. И деньги, которые вы так любите, зарабатывал на этих самых наркотиках.
— Ты что? — спросил он зловещим шепотом. — Зачем зря парня порочишь?
Я усмехнулась и достала одну из фотографий.
— Сам посмотри. Куда как мило — одной рукой он «травку» продает, а другой указывает нам назидательно на «порок наркомании», объявляя себя спасителем отечества от «энтой западной заразы»! Так что был он просто гаденышем, к тому же до отвращения жадным гаденышем. Но кто его убил, мне и самой интересно. Поскольку думаю, что тот парень, который полоскался в вашей ванне, убит тем же человеком… Если, конечно, ты еще хочешь, чтоб я помогала тебе.
Он рассматривал фотографию, и его лоб теперь прорезали морщины. «Кажется, для него сегодня чересчур много потрясений, — констатировала я очевидный и грустный факт. — Как бы парень не лишился рассудка».
Вернув мне снимок, он некоторое время молчал, беззвучно шевеля губами.