Отражение

Он неуклюже хлопнул меня по плечу — с его стороны это было высшим проявлением дружеских чувств. Не вопли, не угрозы, а именно этот скупой знак приязни заставил меня задуматься над его просьбой. Это в природе человека и старо, как мир. Нередко дух узника сламливает не пытка, а доброта. Когда на человека давят, это всегда рождает в нем желание дать отпор. Доброта же незаметно подкрадывается сзади и бьет тебя в спину так, что начинаешь исходить слезами благодарности. От доброты защищаться гораздо труднее. А защищаться от Гарольда мне и в голову не приходило.

Мы стояли молча, и я инстинктивно решил перевести разговор на другую тему. Первое, о чем я подумал, был Джордж Миллейс и его фотография.

— Гм, — начал я. — Помнишь лошадей Элджина Яксли? Ну, тех, которых застрелили?

— Что? — недоуменно переспросил он. — Какое отношение это имеет к Виктору?

— Абсолютно никакого, — заверил его я. — Просто вчера я о них вспомнил.

Дружеский настрой мгновенно уступил место раздражению, и, как ни странно, мы оба почувствовали облегчение.

— Слушай, — резко сказал Гарольд. — Я не шучу. На карту поставлена твоя карьера. Но ты, конечно, можешь делать все, что тебе угодно. Можешь вообще катиться к чертовой матери! Дело твое.

Я кивнул.

Он резко повернулся и сделал вид, что уходит. Потом остановился, оглянулся и сказал:

— Если тебе до зарезу нужно узнать про лошадей Элджина Яксли, спроси вон у Кенни. — Он ткнул пальцем в одного из конюхов, который наливал воду из-под крана в два ведра. — Он за ними приглядывал.

Он снова повернулся и решительно зашагал прочь, всей своей походкой выражая гнев и ярость.

Я нерешительно направился к Кенни, раздумывая, о чем его спрашивать, да и нужно ли мне это вообще.

Кенни, в отличие от меня, был одним из тех, кого добрым отношением пронять невозможно. Он понимал только язык силы. Подростком Кенни едва не угодил за решетку и был взят на поруки. Как парня из неблагополучной семьи, его жалели и многое прощали. Это его развратило, и он окончательно утвердился во мнении, что доброта — удел слюнтявых кретинов.

Он смотрел на меня со своим обычным выражением — отрешенно-упрямым, почти наглым. Его прыщавое лицо было выдублено ветром, глаза немного слезились.

— Мистер Осборн сказал мне, что вам приходилось работать у Барта Андерфилда, — начал я.

— Ну?

Вода уже лилась через край первого ведра. Наклонившись, Кенни отодвинул его и пнул под кран второе ведро.

— И, насколько мне известно, вы приглядывали за лошадьми Элджина Яксли?

— Ну?

— Вам жалко было, что их застрелили?

Он пожал плечами.

— Допустим.

— А что об этом говорил мистер Андерфилд?

— Чего? — Он уставился на меня. — Ничего он не говорил.

— Его это не рассердило?

— Я чего-то не заметил.

— Странно, — сказал я.

Кенни снова пожал плечами.

— Очень странно, — повторил я. — Он лишился пяти лошадей, а у него их не так много, чтобы просто на это наплевать.

— Не, он ничего не говорил. — Второе ведро было почти полным, и Кенни завернул кран. — По-моему, он не особо горевал. А уж зато после он на чем-то накололся.

— На чем?

На лице у Кенни было написано полнейшее равнодушие. Он взял ведра.

— Не знаю. Он прямо как с цепи сорвался. Ну, владельцы обозлились и ушли.

— И вы тоже, — добавил я.

— Ага. — Он пошел через двор, с каждым шагом расплескивая воду. Я пошел за ним, стараясь держаться поодаль, чтобы он меня не облил. — Что толку оставаться, когда все в трубу летит?

— А лошади Яксли были здоровы, когда их привезли на ферму? — спросил я.

— Ясное дело, — удивился он. — А чего?

— Да нет, ничего. Просто кто-то заговорил об этих лошадях… и мистер Осборн сказал, что вы за ними приглядывали. Вот я и решил спросить.

— А, — кивнул он. — Там у них в суде был ветеринар, ну, чтоб подтвердить, что лошади были здоровы до того дня, пока их не пристрелили. Он сказал, ездил на ферму делать прививку от сапа, ну, осмотрел их, и они были в полном порядке.

— А вы ходили на суд?

— Нет. В «Спортинг Лайф» читал. — Он дошел до ряда денников и поставил ведра возле одной из дверей. — Ну, все, что ли?

— Да. Спасибо, Кенни.

— Вот еще что… — Он, казалось, сам удивился своей любезности.

— Что?

— Этот мистер Яксли… Вы, небось, думаете, что кайф ловил от всей этой заварухи, хоть и лошадей потерял, а он как-то вломился в конюшню к Андерфилду прямо как бешеный. Я думаю, это после этого Андерфилд скис. А Яксли, ясное дело, вытурили со скачек, только мы его и видели. Я, по крайней мере, его не видал больше.

Погруженный в раздумья, я шел к себе и, войдя в дом, услышал телефонный звонок.

— Это Джереми Фоук, — сказал знакомый голос.

— Господи ты боже мой! — возопил я.

— Вы прочитали отчеты?

— Да, прочитал. Но искать я ее не буду.

— Ну что вам стоит… — напирал он.

— Нет. — Я помолчал. — Чтобы вы от меня отстали, я вам немного помогу. Но искать придется вам.

— Хорошо… — Он вздохнул. — Как вы мне поможете?

Я рассказал ему, как мне удалось определить возраст Аманды, и посоветовал установить сроки пребывания различных обитателей в Сосновой Сторожке через агентов по продаже недвижимости.