Пашка из Медвежьего лога

-- Вы правы, Гурьяныч, не бережем природу, порою бываем даже беспощадны к ней. А ведь она как будто и охраняется хорошими законами, но законы -- сами по себе, а браконьеры -- сами по себе. Вы говорите, на ружья надо наложить запрет, но это, мне кажется, всего лишь полумера. Надо, чтобы у каждого из нас в сердце жила любовь к лесу, к зверю, к птице. Надо, чтобы у нас побольше было таких ребят, как Пашка. Уж они не позволят никому глумиться над природой...

-- Дожить бы мне до этих лет! -- говорит старик, поднимаясь и с грустью поглядывая на меня. -- Они придут, разрази меня гром, придут! А на Пашку я тоже надеюсь. Он, шельмец, хотя еще и не оперился как следует, спуску не даст охальникам. Подрасти бы ему скорее...

Мы прощаемся. Долго жмем друг другу руки. Вглядываюсь в лицо Гурьяныча -- встретимся ли мы еще когда-нибудь?

Не часто попадаются в жизни такие интересные люди, цельные натуры, как этот старик смолокур. Все в нем доброе, прозорливое, умное. Эта доброта от леса, от общения с природой.

Я провожаю его за калитку. Мы еще раз крепко пожимаем друг другу руки, и он уходит в темноту.

Возвращаюсь в комнату, сажусь за письма. О них обычно вспоминаешь в последние минуты сборов.

В доме тишина. Только ветер надоедливо стучит ставней, да на крыше гремит оторванный железный лист. Мне вдруг кажется, что кто-то неслышно вошел в комнату, стоит за моей спиной. Оглядываюсь:

-- Пашка! Ты что так поздно?

Вид у него ужасный. Он без шапки. Волосы взлохмачены. В глазах ярость. Парнишка с трудом выговаривает:

-- Борьку убили!..

-- Я уже знаю.

-- Дайте ружье, я им такое, устрою за козленка!..

-- Что ты, милый мой, успокойся. Дедушка завтра сам съездит туда, разберется.

-- Не дадите? -- в его глазах решимость. Он выжидающе косит на меня горящие глаза.

-- Нет, не дам... Ты успокойся, без тебя разберутся.

-- Обойдусь и без ружья, -- бросает он, выскакивая из комнаты.

Я ловлю его в прихожей. Парнишка отчаянно сопротивляется, и мне с трудом удается удержать его.

Затаскиваю Пашку в комнату. Крепко держу его за руки. Он не сдается. Тяжело дышит, не смотрит мне в глаза. Слышу, как бурно стучит его сердце.

-- Ты что задумал? Молчание.

-- Лучше скажи. Тогда вместе решим, что делать. Самовольничать тут никак нельзя.

Парнишка легонько двигает плечами, пытаясь высвободить руки, и поворачивает ко мне красное, запорошенное яркими веснушками лицо.

-- Никогда им не прощу. Отрыгнется им Борька, вот увидите!

-- Наказать их, конечно, надо, но по закону, а ты сразу за ружье!.. На что это годится? Долго ли с ружьем до беды?!

-- Это я для смелости, -- оправдывается Пашка.

-- Для смелости... Ты еще слишком мал, чтобы самому решать такие вопросы. Положись на дедушку. Он непременно придумает, как поступить с браконьерами. Не отступится. А тебе советую выбросить из головы свою затею. Вытаскивай из чехла мой спальный мешок, забирайся в него и спи.

Пашка постепенно успокаивается. -- Ладно, можно и остаться, -примирительно говорит он.

Соблазн был велик -- заснуть в походном меховом мешке. Пашке это даже не снилось. Он с удовольствием достает мешок, стелет его на полу, раздевается и, забравшись поглубже, затихает.

-- Спокойной ночи! -- говорю я, довольный наступившим перемирием.

Парнишка что-то бурчит в ответ и в избе опять становится тихо. Только ветер по-прежнему стучит скрипучею ставней.

Снова сажусь за письма. Скучающий хозяйский кот, усевшись рядом на табуретке, что-то доверчиво бормочет мне о своей кошачьей жизни. Пашка не спит, беспрерывно ворочается, вздыхает, что-то трудно додумывает.

-- Дядя... -- вдруг слышится его голос.

Я поворачиваюсь к нему. Он сидит на спальном мешке.

-- Ты почему не спишь?

-- Зачем они убили Борьку? -- Голос его дрожит. Он с трудом сдерживает слезы. -- Я сейчас подниму всех своих ребят, побежим в бор, найдем их...

-- Ты с ума сошел -- ночью в бор! Кто это тебе позволит?! -- И я строго погрозил ему пальцем. -- Говорю, дедушка им не простит, найдет на них управу законом.

-- Пусть дедушка по закону, а мы им сами что-нибудь устроим: на всю округу опозорим за Борьку так, что ни в тайге, ни в поселке места им не будет. Вот посмотрите!..

-- Успокойся, Пашка, никуда я тебя не пущу, а тем более собирать ребят. Спи. Утром поедешь со мною на аэродром.

-- Возьмете? -- снова обрадовавшись, недоверчиво спрашивает он. -- Ох, как мне охота близко посмотреть самолет!

-- Это я тебе устрою: и самолет посмотришь, и проводишь меня. Я уезжаю надолго. Не знаю, встретимся ли мы еще когда-нибудь с тобой, Пашка? -Встретимся, о чем разговор. Иначе и быть не может!

-- Ты прав: надо непременно встретиться. А теперь, поскольку нерешенных вопросов у нас больше нет, спи. Утром рано разбужу.

Он еще посидел с минуту, поморщил лоб от каких-то дум и, забравшись в спальный мешок, затих.