Паштет

Воины Рейха деловито вынесли из ближайшей избы табуретку, помогли девочке на нее залезть, внимательно выслушали песенку, уважительно поаплодировали, как положено цивилизованным культурным европейцам. А потом влепили в маленькую перепуганную девчушку пулю из взрослой винтовки, так что ошметья полетели, и пошли добивать остальных деревенских. И рассказчица считала, что девочке еще повезло — маленькая она была для секса, не заинтересовала. Была бы постарше — отведала бы с лихвой добротных мужских ласк от могучих воинов. С последующими забавами вроде отрезания грудей, вбивания кола или бутылки в промежность, а также прочей истинно арийской развлекухи на манер переезжания пытающейся уползти покалеченной женщины грузовиком или танком. Также в немецких дневниках и письмах попадалось довольно часто восторженное описание чертовски веселого зрелища — как забавно бегают облитые бензином и подожженные голые бабы.

Протоколы комиссии по расследованию злодеяний оккупантов это излагали сухо и кратко потому как пытки и насилия на фоне вала невиданно массовых убийств смотрелись слабо. Ну, изнасиловали женщин и девушек. А потом сожгли заживо в сарае со стариками и детьми и всех. Последнее ужасом перекрывало грабеж, побои и насилия.

Если убили разными способами только в Витебской области 160 тысяч мирных жителей и 90 тысяч военнопленных, что составило четверть миллиона человек, то садизм по отношению к убитым смотрелся совсем не впечатляюще. Паштет читал про то, что в расстрельных ямах вместе с косичками поисковики среди костей находили использованные презервативы германского производства. И читал и фото видел.

Так вот профессионалам пытались подражать и новички — например, герои из люфтваффе, служившие в 21 аваполевой дивизии изнасиловали отделением девушку — псковитянку, потом попытались отрезать груди, с трудом отчекрыжили только одну, извозились в кровище и устали, бросили искалеченную бедолагу подыхать, а той, как оказалось, повезло единственной из всей деревни. Остальных — то сожгли живьем, а раненую подобрали приезжавшие на следующий день люди из другой деревни и сумели выходить, хотя это каралось смертью, если б немцы узнали. Появление этой девушки на суде было для героев очень неприятным сюрпризом. Профи, как правило, свидетелей не оставляли вовсе.

Что характерно — именно потому те же американцы (не спецслужбы, естественно, которые много явных военных преступников пригрели и спасли), а простофили из пехоты и танкисты в плен эсэсманов не брали, стреляли их на месте без всяких яких. Что тем более характерно — такое нарушение правил войны совершенно американцев не смущало и не смущает нынче — Паштет с удивлением смотрел американские кино, где это показывали как дело рутинное и даже поощряемое офицерами. Те и сами пленных с рунами стреляли за милую душу. Так, например, перебили остатки ребят из дивизии Дирлевангера, которые после полного разгрома сумели таки пробиться к джи-ай и с радостью сдаться. Тут оказалось, что две скрещенные гранаты на нарукавном шевроне являлись черной меткой смертника и без всякого суда карателей сразу после сдачи оружия, посмеиваясь, перестреляли. Это их очень удивило, они были уверены, что просто меняют хозяина. Паштета сильно интересовало, как бы мстили американцы, если бы наци огнем и мечом прошлись по их стране? И оставалось только удивляться отходчивости наших, не отплативших населению всяких Эстоний, Латвий, Румыний и Венгрий, не говоря про Германию — хотя бы половинной меркой. Особенно это удивляло на фоне механичной бездушной техники истребления живых людей цивилизованными европейцами. Странно было читать вроде бы знакомые слова, но не складывалось все вместе. И не похоже было, что судейские записали так, просто у карателей их работа вызывала сугубо рабочие чувства, типа забоя скотины или полки сорняков, разве только иногда мешали вопящие женщины. Вот когда молча помирали под выстрелами — это было хорошо для дегуманизаторов. Некоторые отрывки даже застряли в цепкой памяти Паштета, словно прибитые гвоздями.

'Мы вчетвером зашли в дом. В доме были четыре женщины и ребенок лет 10–11. Никто из женщин не плакал, ребенок тоже молчал. Мы вскинули оружие. Я хорошо помню, что первым выстрелил Алуоя. Он выстрелил в ребенка. Ребенок упал на пол. Потом снова выстрелил Алуоя. На этот раз он стрелял в женщину. После выстрелили Лыхмус и Кулласту. Оставалась в живых одна женщина. Я вскинул пистолет и выстрелил ей в область сердца.