Пассажир

– Итак, – продолжил второй, – Экскаваторов в нужном количестве нет, и более того, на них не те двигатели!

В этот момент Миша дернул пускач еще раз, и в подтверждении слов египтянина, раздался грохот заведенного дизеля, и из выхлопной трубы вырвался черный дым.

– Хорошо работает! – провозгласил Упырь и вызывающе посмотрел на инспекторов.

Немая сцена продолжалась бесконечную мхатовскую паузу, потом египтяне возмущенно загалдели на своем языке, а Ильич отошел в сторону и закурил.

Надо ли говорить, что от таких экскаваторов инспекторы все же отказались. Никакие уговоры и обещания не сработали. Старший крупный полковник превратился в скалу и отвергал все предложения. Столь явное несоответствие между заявленным и фактическим не могла принять ни одна инспекция.

– Что ж, – произнес Упырь в итоге – Придется полностью выполнять контракт и менять двигатели. Посторонним В. кивнул.

Прошел очередной спор с москвичами, и после долгих уговоров и размахивания калькуляторами, контракт решили не расторгать, дело в том, что как раз в это время в стране произошел дефолт, валюта скакнула неимоверно, и наш долларовый контракт превратился в золотой, даже со всеми навалившимися расходами. Египтяне были отправлены восвояси. Они уехали довольные, ведь Ильич все же снабдил их обещанными конвертами, лояльность инспекторов была еще нужна. Дальше была эпопея с заменой двигателей, перекраской, повторной инспекцией и возвращением снятых ненужных двигателей обратно на завод, да много чего еще. К счастью, вся сделка со стороны Министерства Обороны Египта оказалось одной из неэффективных бюджетных трат, отправленные в Египет экскаваторы были никому не нужны и простояли на складе под консервацией и жарким африканским солнцем до конца гарантийного срока. К нам по их поводу уже никто не обращался. Может они и сейчас там стоят.

Предзимье

– Так, смотри, программа предоставляет редактор с необходимым количеством звуковых дорожек. Ты пишешь нужный инструменты на каждую дорожку отдельно, далее микшируешь, и вуаля, трек готов!

– То есть многодорожечная студия дома? То есть я пишу все сам, и никто больше не нужен? Только руки, инструменты и незначительное рабочее пространство? Только компьютер и несколько устройств? – я сидел зачарованный. Серегинс снова уткнулся в монитор, поводя мышкой. Он выглядел мудрецом и колдуном, а я только удивлялся, сколько возможностей предоставляет новый компьютерный век.

Я пришел к Серегинсу, через застывший в предзимье парк, в дни, когда природа замирает на несколько прозрачно тихих и теплых дней и балансирует на краю, чтобы потом сорваться в холод, метель и катастрофу.

Серегинс был серьезным усатым мужчиной двадцати с небольшим лет от роду. С детства он занимался фотоаппаратами, камерами, и всем что может запечатлеть наш бренный мир. С появлением компьютеров он естественным образом занялся и ими. Особенно в плане всего того, что касалось графики и музыки. Комната Серегинса представляла собой пространство, намертво заваленное кассетами, бабинами со старой пленкой, видео и аудио техникой, а также фотографическими приспособлениями. Стены украшали старые постеры, а на столе помещался компьютер – гордость и главный рабочий инструмент. Серегинс курил, отхлебывая из большой кружки растворимый кофе. Я устроился на кровати и думал, что наконец-то, с чисто технической точки зрения, моя жизнь приобретает смысл и понятные контуры.

Дело в том, что когда-то давно, я взялся и написал несколько песен. Это был юношеский порыв, через который проходит почти любой молодой человек, в своем стремлении быть кем-то значительным в новой взрослой жизни, и нравиться девочкам.

Кроме того, Джон Леннон однажды изрек:

– Любой дурак может писать песни, если захочет!

Конечно, я последовал его совету, тем более, что рок-музыка была для меня религией, Новым Язычеством (как метко определил ее один крупный поэт, к тому времени уже захороненный вместе с гитарой на одном из окраинных кладбищ), и я был рад служить этой вере своим творчеством. Натурально, взял и написал несколько песен. Среда, в которой я тогда обретался, с ее экспедиционной романтикой и пением у костра, приняла их на ура.

– Утих прибой, норд-вест ослаб, летит волна, я заяц-краб! – бренчал я на гитаре и люди смеялись.

– Я шел сквозь лес и замку вышел, увитому веревками плющей, я дверь открыл и внутрь пробрался, внутри шел праздник овощей! – выкрикивал я в ритме блюза другой мой опус.

Каждый мужчина должен построить дом, посадить дерево и написать блюз на русском языке.

Невеликая аудитория радостно вздыхала. Хитом стала пародия на сиротскую песню, про погибшего дельфиненка. Делая текст на диване после уроков в школе, я применил, по сути, диалектический метод, набив слезливое песенное клише абсурдом до предела и превратив его в собственное отрицание. Вот что у меня получилось:

В океане средь лазурных волн

Там дельфины нежатся с пеленок

Там по морю танкер полный, полный нефти плыл

А ему на встречу дельфиненок

Там по морю танкер полный, полный нефти плыл

А ему на встречу дельфиненок

Глупый дельфиненок захотел