Передача лампы

Ошо, прошлой ночью меня вместе с другими людьми Кавиша ввела в состояние гипноза. Когда она начала, попросила нас дышать глубоко — звучала флейта дзен, горели благовония и свечи, — я сразу же оказалась в таком пространстве, где моя грудь наполнилась, как если бы внутри вскипели слезы. Было такое чувство, как будто я нахожусь в пространстве, где уже бывала прежде, в том месте, где я была ближе всего к моему внутреннему дому, в том месте, где мое тело отдыхало, где медитация происходила естественно, и все вокруг излучало тепло.

Почему во время этого переживания во мне поднималась печаль?

В каждом переживании такого рода ты будешь неизбежно чувствовать печаль. Эта печаль о том, «почему это переживание не остается навсегда?». Эта печаль означает твое глубокое желание, чтобы это переживание стало постоянным. И это естественно: когда бы вы ни испытали чувство безграничной красоты и покоя, вы хотели бы пребывать в этом состоянии всегда, быть уверенными, что ничто не сможет вывести вас из него. Но из него приходится выходить — и это вызывает печаль.

Но не воспринимай эту печаль отрицательно. Это хороший показатель. Он обозначает, что тебе надо больше практиковать — проникать глубже, и однажды это станет естественным. Двадцать четыре часа в сутки ты окутана ароматом, светом, внутренней тишиной. Двадцать четыре часа в сутки ты расслабленна, нет напряжения ни в твоем теле, ни в твоем уме. Но прежде чем это придет, много раз ты еще будешь чувствовать печаль: «Почему это не постоянное состояние моего существа?»

Это просто страстное желание, которое оборачивается печалью. Окно открывается, ты видишь закат; но, прежде чем ты насладилась и впитала эту красоту, окно закрылось. И возникает печаль: «Окно могло бы еще немного оставаться открытым». Но окно открывается только в соответствии с твоими способностями. Сколько ты заслужила, столько и будет окно оставаться открытым. Сверх этого может быть опасно.

Поэтому не думай, что печаль — это плохо; это еще и предосторожность. Даже в собственных переживаниях необходимо принимать меры предосторожности. И сама природа уже позаботилась об этом. У тебя будет проблеск ровно на то время и на ту глубину, насколько ты заслужила — ни больше, ни меньше. И это хорошо, потому что, если ты получишь больше, ты не сможешь постичь это.

Для всех медитирующих наступает момент, когда они начинают переживать: «Почему медитация не длится весь день?» Но они не знают, что они не способны управлять миром и его делами с помощью медитации как скрытого глубинного течения. У них возникнут проблемы. Они могут оказаться в большой опасности: миру не нужна медитация. У тебя будет ровно столько, сколько ты заслуживаешь, и ты должна быть признательна. Оно будет расти… с твоей признательностью оно будет расти.

Но печаль может стать препятствием, потому что каждый раз, подходя к окну, ты будешь испытывать печаль; они станут ассоциироваться. А закон ассоциаций — на самом деле неприятный закон. Будет все сложнее и сложнее избавиться от печали.

Поэтому просто не обращай внимания на печаль. Если она придет, прими ее как нечто естественное. Это нормально: ты испытала прекрасное переживание, оно ушло. Печаль — это его уход, это уходящий друг. Но не придавай этому слишком большого значения. Не обращай на нее внимания; принимая ее как нечто естественное, не обращай на нее внимания.

Вы слышали о Павлове, русском психологе, который в начале века вывел закон ассоциации, что стало его огромным вкладом в науку. Вы не услышите в России имени Фрейд, Адлер или Юнг — только Павлов. Он разработал тотально иную психологию — павловскую психологию. Вследствие того, что она отвечала требованиям коммунизма, они отказались от всех других психологий; есть только одна психология — павловская. Она не представляет собой полной картины человеческой психики, но этот закон определенно действует.

Он давал своей собаке… Все его эксперименты проводились на собаках… У него было семьдесят собак. Даже после революции, когда частная собственность была ликвидирована, коммунистическое правительство позволило ему иметь частную собственность — иначе как бы он управился со своими семьюдесятью собаками и большой лабораторией с непонятными инструментами? Но его психология в некотором смысле доказывала, что коммунизм возможен. Он был единственным человеком в Советском Союзе, кому позволили жить абсолютно так же, как и до революции.