Перехват инициативы

Выйдя из кабинета, я сам удивился... Что меня толкнуло задать этот вопрос так вовремя? Он как-то сам собой из меня вырвался, интуиция сработала точно так же, как когда-то на посту возле армейских складов заставила меня спрятаться. И я сразу понял, что «попал в точку». Я еще раньше подозревал, что бандиты не просто так пришли в этот гараж. Они знали, куда и зачем идут. Следовательно, кто-то их навел. Может быть, как раз тот человек, что пришел потом, когда дело было сделано, чтобы освободить Ласточкина и с ним в милицию приехать, чтобы быть в курсе всех ментовских дел.

Значит, появилась еще одна версия. Вернее, еще одно направление поиска, полностью соответствующее первоначальной догадке. И сразу просматривается часть основной цепочки произошедшего. Во главе версии по-прежнему стоял Вершинин. Именно на нем все завязано, хотя сам он и не является главным фигурантом дела. Главный в этом случае – тот, кто стрелял. Те, что стреляли... Но никто не будет палить просто так, в свое удовольствие. Им отдали приказ... Тем не менее как преступников мы вправе рассматривать только исполнителей. А кто приказ отдал? Вершинин? Или тот, кто и им руководит? Это пока было не самым основным. Главное, что я сразу правильно среагировал, – Вершинин в этом деле не последнее лицо. Сами по себе фигуры погибших парней ничего собой не представляют. Нет причин, чтобы вот так вот, внаглую, расстреливали бы Владимира Польди. Он слишком ничтожная, хотя грязноватая фигура. Его бы просто могли зарезать где-нибудь в темном подъезде, и все на этом кончилось бы. Но тратить на него автоматные очереди, да еще прилюдно, средь бела дня – это слишком много для такой незначительной фигуры.

Конечно, присутствие в деле спецслужб осложняет расследование и, может быть, даже делает его чрезвычайно опасным. Если бы еще только ГРУ, но теперь и ФСБ, то есть КГБ, светится. ГРУ так и не прислало нам ответ на повторный запрос относительно Вершинина. Что-то тянут. Одно несомненно – они знают, что это за фигура. Знают и в ФСБ, где, как мне показалось, предпочитают в данной ситуации работать чужими руками, и именно потому дали нам рекомендации обратиться в ГРУ. И другие вопросы возникают... Почему, например, один человек волнует и тех, и других, хотя ГРУ и ФСБ, как я слышал, частенько живут как кошка с собакой... Или как абвер с гестапо... Кому какое сравнение больше нравится... Они конкуренты, и если не действуют сообща, то стараются не посвящать один другого в свои планы. Или они действуют сообща? Здесь – едва ли. Иначе ФСБ не отправляла бы нас в ГРУ...

Но что же тогда за фигура такая – Роман Павлович Вершинин? Он слишком молод для того, чтобы стать самостоятельно значимым явлением. Вполне возможно, что он вообще проходной персонаж, никакой особой нагрузки не несущий... Но что-то на нем завязано такое, что имеет большое значение для всех...

Нет... Конечно, нет... Из-за проходной фигуры, мелькающей где-то в глубине сцены, не подняли бы такую стрельбу. Здесь что-то кардинально решали и настойчиво сообщали противоположной стороне... А разгребать все это дело нам... И будем разбираться, пусть против нас выступают ГРУ и ФСБ, вместе взятые, и недобитые остатки КГБ тоже... Пора спецслужбам понять, что не они обязаны хозяйничать на улицах, а люди должны чувствовать себя в городе в безопасности.

* * *

Меня стала донимать сильная головная боль. После сотрясения мозга это естественное явление. А тут еще дело такое закрутилось, что нервы надо иметь железные, чтобы не сорваться. Это все тоже на голове сказывается. И боль усилилась. Следовало бы, конечно, себя поберечь, чтобы дураком не стать. Помню своего одноклассника Колю. Он однажды на уроке физкультуры стукнулся головой о брусья. И не сильно стукнулся, вскользь... Сотрясение мозга, однако, получил. Отлежался дома дней десять... Но после этого стоило на самом серьезном уроке показать ему палец, как Коля начинал хохотать во весь голос... Стать таким было бы совсем некстати.

Я вернулся в свой кабинет, временно оккупированный Суглобовым. Костя только что трубку положил и передвинул в сторону листок, на котором что-то записывал.

– Голова болит? – спросил я, видя его красные глаза.

– Это еще терпимо. Тошнит сильно.

– Меня не так сильно тошнит, как голова замучила. Может, нам лучше отлежаться до вечера? Иначе завтра вообще не встанем.

– Я не против.

– Тогда сходи к Бегемоту... И от моего имени тоже... А пока посмотрю, что тут у нас есть... – я взял в руки листы, на которых Костя вел записи.

Он встал с удовольствием. Хотя к Бегемоту идти следовало бы мне, как начальнику отдела, но я очень не люблю просить за себя, и лейтенант это знал. Он, даже при своей нынешней «неразговорчивости», сумеет представить дело так, что Бегемот сам попросит меня, а то и прикажет отправиться домой, и даже машину выделит.