Я села и задумалась: «Ладно, допустим. Я не вижу достаточных оснований, чтобы продолжать верить в Бога. Мир ведет себя ровно так, как ему и следовало бы себя вести, если бы не было ни верховного существа, ни высшего разума, ни вообще чего-либо сверхъестественного. И, насколько я могу судить, куда вероятнее, что это мы выдумали Бога, а не он нас». И я содрогнулась. Земля уплыла у меня из-под ног…
А затем я подумала: «Но ведь я не умею не верить в Бога. Я не знаю, как вы это делаете. Как вы встаете, как проживаете свой день?» Я чувствовала себя не в своей тарелке. И я сказала себе: «Хорошо, успокойся. Давай просто на мгновение примерим очки неверия-в-Бога, всего лишь на секундочку. Просто наденем безбожные очки, быстренько оглядимся и тотчас же их скинем». Тогда я надела их и посмотрела вокруг.
Не скрою, что поначалу испытала сильное головокружение. Меня сразу посетила мысль: «А как же Земля остается на своем месте в небесах? Мы что, просто несемся сквозь космическое пространство? Это ведь так ненадежно!» Мне захотелось побежать и поймать падающую Землю руками.
Но потом я вспомнила: «Ах да! Сила тяжести и угловой момент будут поддерживать вращение Земли вокруг Солнца, вероятно, еще долгое, долгое время».
Джулия бесстрашно последовала за доводами разума, хоть это и вывело ее из привычной с детства зоны комфорта. Эта глава посвящена тем смелым шагам, которые человеку приходится делать на своем пути к атеизму. Немаловажный шаг касается происхождения Вселенной вообще. К нему мы еще вернемся. Но, как я уже говорил в самом начале главы, еще более крупным шагом было понимание эволюции жизни. И его человечество уже сделало. Это должно придавать нам храбрости.
Я часто задавался вопросом: почему человечество смогло — в лице Чарльза Дарвина — выяснить всю правду об эволюции только в середине девятнадцатого столетия? Ведь на самом-то деле — как, надеюсь, видно из глав 8 и 9 — эволюцию путем естественного отбора не так уж трудно понять. Чтобы ухватить ее суть, не нужно никакой математики. Дарвин математиком не был, как не был им и Альфред Уоллес, пришедший к той же идее независимо от Дарвина и лишь немногим позже. Почему же никто ее не понял раньше девятнадцатого века?