Перевалъ

— Лей больше, родимый, не жалей, — отфыркиваясь, бурчал Алексей Петрович. — Сам-то умываешься по утрам?!

— Умываюса, таварища майор, — пробубнил узбек, явно привирая. — Каждый утро умываюса…

— Ну ну, — смывая с лица и шеи мыльную пену, недоверчиво ответил Ермолов. — Гоняешь вас, гоняешь… Никакой гигиены! Распустил вас, капитан… Скоро вши загрызут в такой-то сырости. Вот я сегодня и устрою головомойку и вам всем, и вашему Петру Александровичу!

— Зачэм так говорищьте, таварища майор? — обиделся Янгиабадов.

— Принеси полотенце, — ушел от дальнейших пререканий Алексей Петрович, часто хлопая ресницами и щурясь от солнечного света. — О, Алешка Андреевич, доброго утречка. Присоединяйтесь, господин подпоручик!

— Доброе утро, товарищ майор, — улыбнулся Аракчеев, уверенно приближаясь к Ермолову и на ходу сбрасывая с плеч бушлат и стягивая через голову тельняшку.

Командир окинул взглядом тощие плечи и впалую грудь старшего лейтенанта, но от комментариев отказался.

— Тут ведь смотри как, — сказал он. — На войне испытываешь большое удовольствие от маленьких радостей, на которые в мирной жизни ты не обращаешь внимания… Вспоминаешь об этом, только когда ощущаешь их! По возвращении домой, наверное, все опять пойдет, как раньше, и не будет столько удовольствия при обычном умывании и при затяжке хорошей сигаретой. Там достаточно просто открыть кран с водой, а еще лучше — залезть в ванну…

Старший лейтенант молча улыбнулся и пожал плечами, принимая из рук майора кусок мыла.

— О, ванна, — с откровенной широкой улыбкой вздохнул Алексей Петрович. — Я готов сложить о тебе целую оду!..Потому, что… когда больше двух недель ты грязен, как свинья, то ванна начинает тебе сниться, как женщина, и ты ее желаешь не меньше, чем женщину. О бане я просто умолчу. Это просто эфемерная надежда…

Заметив вспыхнувшие застенчивым румянцем щеки комвзвода, Ермолов не удержался от сдавленного смешка. Он хотел было переспросить Алексея Андреевича о его семье — жене, детях, но, решив для себя, что тот вообще врядли хорошо знаком со слабым полом, его прелестями и достоинствами, скромно смолчал.

— В иных ситуациях, — продолжил Алексей Петрович. — Не как тут, на блокпосту, в тишине, миру и согласии, а на реальной войне… Умыться водой с мылом порой не получается возможным по несколько суток. Приходится, знаешь ли, просто обтираться дешевыми одеколоном или водкой, лишь бы смыть пот и жир, вновь ощутить себя цивилизованным человеком. Или, скажем так…человеком не далеким от цивилизации.

— ?! — Алексей Андреевич скромно пожал плечами, и, принимая слова майора на веру, утвердительно кивнул головой с обильно намыленным лицом, отчего глаза давно уже были плотно закрыты.

— Если перестать следить за своим обликом, — заботливо поливая на руки старшего лейтенанта воду из котелка, продолжал свою лекцию Ермолов. — То очень легко опуститься… Наступает отупение, полнейшая апатия, наплевательское отношение к своей жизни и…к жизням своих сослуживцев. Может произойти и психологический срыв… Поэтому командиры и должны гонять своих подчиненных за внешний вид. Хоть чем-то, но заставлять их помнить о своем человеческом облике, а уже исходя из этого и обо всех остальных ценностях, вроде гуманизма, взаимовыручки и так далее.

Пока комвзвода с искренним наслаждением обтирался жестким полотенцем, майор отошел к стене крепости, присел на какую-то завалинку и раскурил солдатскую «Приму». Выдыхая густые клубы сизого дыма в прохладу утреннего воздуха и, то и дело сплевывая с губ крошки табака, он подытожил:

— То же самое, Алешка Андреевич, и с сигаретами. Дома ты можешь просто купить пачку любых сигарет в любом киоске, были бы только деньги… А здесь это культ!

Закончив с умыванием, старший лейтенант присел рядом с майором, с благодарным кивком вытянув из предложенной пачки сигарету. Наступившую в монологе Ермолова паузу неожиданно заполнило утробное урчание аракчеевского желудка. Алексей Петрович повернул голову на звук и улыбнувшись подмигнул:

— Да ты проголодался, старлей.

— Никак нет, — поспешил возразить Алексей Андреевич, заливаясь краской смущения.

— Если нет чего поесть, покури и все пройдет, — майор нараспев процитировал стишок, похожий на японское хоку.

Старший лейтенант ухмыльнулся и глубоко затянулся сигаретным дымом, через секунду выпустив в воздух нескольких идеальных колец, тотчас же пронзив те тонкой длинной струйкой, как стрелой.

— Красиво! — улыбнулся Ермолов.

— Поверите ли, товарищ майор, всего пару-тройку дней назад научился…

— Верю, — пожал плечами Алексей Петрович. — От безделья и не такому обучаются.

— Да я не об этом, — закашлявшись и стыдливо краснея, возразил Аракчеев. — Я курить здесь научился… Это у меня за всю жизнь двенадцатая сигарета.

— А вот это плохо… Минздрав же предупреждает, слыхал, о чем?

— Так точно, — потупив взор, согласился комвзвода.

— Мы же не враги своему организму… Отставить прием пищи!..Пошли, Алешка Андреевич. Пожуем чего-нибудь, пока наш дорогой капитан Зуб со своими спиногрызами не вернулся… Разведчики — хуже саранчи!