Первая красотка в городе

— м-да. настолько безумное, что иногда самому страшно.

— рассказывай, Тони, — сказал я. меня же хлебом не корми — дай всякую херню послушать.

Тони склонился очень близко.

— я знаю, у одного парня здесь есть машина для ебли. не поебень из секс-журналов. не как в рекламе пишут. грелки там со сменной пиздой из теста и прочей еботой. парень в самом деле ее собрал. немецкий ученый, мы его заполучили, я имею в виду, наше пр-ство, пока русские его не сцапали. только никому ни слова.

— конечно, Тони, еще бы…

— Фон Брашлиц. наше пр-ство пыталось заинтересовать его КОСМОСОМ. фиг там. просто блистательный старый хрыч, но все мозги одной этой БЕЛИВОЙ МАШИНОЙ забиты. и в то же время считает себя каким-то художником, иногда себя даже Микеланджело называет… его списали на пенсию, на $ 500,00 в месяц, чтоб только не помер и в психушку не загремел. некоторое время за ним присматривали, а потом им надоело или забыли про него, но чеки слали регулярно, и агент время от времени, где-то раз в месяц, заходил к нему поговорить минут двадцать, в отчете писал, что тот по-прежнему псих, потом отваливал. и вот он мотался по городам, мотался, везде за собой здоровенный красный чемодан таскал. наконец как-то вечером заруливает сюда и давай кирять. тележит мне, что он старый, устал, что ему нужно хорошее тихое местечко — проводить исследования. я от него отмазывался, как только мог. сюда много чокнутых захаживает, сами знаете.

— ага, — подтвердил я.

— тогда, чуваки, он надирается еще и выкладывает мне. он-де изобрел механическую бабу, которая мужика выебет лучше любой женщины в истории! плюс никаких «котексов», никакого говна, никаких наездов!

— я ищу, — сказал я, — такую бабу всю свою жизнь.

Тони рассмеялся:

— все ищут. я решил, что он ненормальный, конечно, но как-то ночью после закрытия он завел меня к себе в ночлежку и вытащил из красного чемодана свою ЕБЛИВУЮ МАШИНУ.

— и?

— будто в рай попадаешь, а не сдох.

— давай конец угадаю? — предложил я Тони.

— валяй.

— Фон Брашлиц и его ЕБЛИВАЯ МАШИНА сейчас у тебя наверху сидят.

— а-га, — протянул Тони.

— сколько?

— двадцатка с рыла.

— двадцать баксов с машиной поебаться?

— он превзошел все, что бы нас ни Создало. сами увидите.

— да Филин Пити у меня за доллар отсосет.

— Филин Пити-то ништяк, только он — не изобретение, которое положит богов на лопатки.

я сунул ему 20.

— ну, Тони, гляди у меня: если ты это по жаре приколоться решил, считай, лучшего своего клиента ты уже потерял!

— ты же сам сказал, что мы тут все равно чокнутые. дело твое.

— правильно, — сказал я.

— правильно, — поддакнул Индеец Майк, — и вот мои 20.

— я только 50 процентов получаю, вы должны меня понять. остальное Фон Брашлицу идет. пенсия в 500 баксов — не сильно много с инфляцией и налогами, а Фон Б. к тому же шнапс хлещет как сумасшедший.

— пошли уже, — сказал я, — 40 баксов у тебя есть. где эта бессмертная ЕБЛИВАЯ МАШИНА?

Тони поднял створку в стойке и сказал:

— проходите сюда. подниметесь по задней лестнице — просто подниметесь, постучите, скажете: «нас Тони прислал».

— что, в любую дверь?

— № 69.

— ох ты ж черт, — сказал я. — ну еще бы.

— ох ты ж черт, — передразнил Тони. — лучше яйца в кулак собери.

мы нашли эту лестницу, поднялись.

— Тони прикола ради на все пойдет, — сказал я.

идем дальше, вот она — дверь № 69.

я постучал:

— нас прислал Тони.

— ах, заходите же, джентльмены!

сидит там такой старый похотливый шизик, в руке стакан шнапса, очки с двойными линзами. прямо как в старом кино. у него была, видимо, гостья — молоденькая, даже слишком молоденькая, на вид и хрупкая, и сильная.

она закинула ногу на ногу, мелькнув всем, чем надо: нейлоновые колени, нейлоновые ляжки, и вот этот крошечный просвет, где заканчиваются длинные чулки и едва намечается полоска голого тела, она вся была сплошной попкой и грудями, нейлоновые ноги, смеющиеся иссиня-чистые глаза…

— джентльмены — моя дочь, Таня…

— что?

— ах да, знаю, я так… стар… но точно так же, как существует миф о черных с их вечно огромными елдаками, есть еще и миф о старых грязных немцах, которые никогда не прекращают ебстись. верьте во что хотите, это моя дочь Таня, так что…

— приветик, мальчики, — рассмеялась она.

тут мы все взглянули на дверь с надписью: КОМНАТА ДЛЯ ХРАНЕНИЯ ЕБЛИВОЙ МАШИНЫ.

он допил шнапс.

— так, значит… вы, мальчики, зашли ПОЕБАТЬСЯ как никогда в жизни, я?

— Папа! — сказала Таня. — неужели всегда нужно быть таким грубым?

Таня снова скрестила ноги, на сей раз задрав повыше, и я чуть не кончил.

потом профессор хлопнул еще стакан шнапса, встал и подошел к двери с надписью: КОМНАТА ДЛЯ ХРАНЕНИЯ ЕБЛИВОЙ МАШИНЫ. повернулся к нам, улыбнулся, а затем очень медленно отворил дверь, зашел внутрь и выкатил эту штуковину на какой-то больничной койке с колесиками.

совершенно ГОЛУЮ глыбу металла.

проф подкатил эту фиговину прямо к нам и замычал дурацкую песенку — вероятно, что-то из немецкого.

глыба металла с такой дырой посередине. у профессора в руке появилась масленка, он ткнул ею в дырку и давай закачивать внутрь хренову тучу масла. по ходу мыча свою безумную немецкую песенку.