Пятизвездочный теремок

— Извини, если я тебя разочарую, но нет. Зато там есть кролик Сережа, он любит сидеть на руках, еще коза Наташа, поросенок Шура, шпиц Оля. Со всеми можно сфотографироваться, они обожают угощение. Потом вас в избе напоят чаем с пирогами.

Киса бросилась в холл.

— Алексей, — сказала в трубку хозяйка, — сейчас повезешь Евлампию и девочку. Они мои личные гости. Понял? Молодец.

Глава 4

— Можно еще кусок кулебяки? — попросила Киса.

— Впереди ланч, — напомнила я.

— Пирог с яблоками лучше любого угощения, — улыбнулась молодая женщина. — Правда, Киса?

— Да, тетя Вероника, — согласилась девочка и схватила самый большой ломоть.

— У вас очень мило, — похвалила я, — уютная гостиная.

— Просто чай-кофе и домашняя выпечка, — отмахнулась Вероника. — Леша, кучер, мой муж. В Москве жилье дорогое, своего у нас нет, на зарплату только комнату в коммуналке можем себе позволить. И вдруг нам повезло: Елизавета Михайловна дом предложила с условием, что мы за животными будем следить, экскурсантов угощать. Мы теперь живем в хоромах и счастливы.

— В чужих, — раздался из темного угла дребезжащий голос, — и Алексей тоже не свой!

Лицо Вероники приняло несчастное выражение.

— Мама, хочешь чайку?

— Сама эту гадость пей, во рту потом вкус, будто кошки туда нассали, — донеслось в ответ.

Вероника покраснела.

— Киса, — тут же сказала я, — если вежливо попросить, Алексей тебя еще разочек покатает.

— Да, да, — обрадовалась Ника, — только оденься потеплее.

— Ура! — завопила девочка и унеслась.

— На редкость шумный ребенок, — прокряхтела, выходя из тьмы, грузная старуха. — Ника, если родишь, живо тебя выгоню, хочу жить спокойно.

— Мамочка, может, пирожка кусочек? — засуетилась Вероника.

— Что у тебя со слухом? — буркнула бабка, которая вначале показалась мне одетой в грязный мешок.

Но, присмотревшись, я поняла: мать Вероники одета в нечто дизайнерское, скорей всего очень дорогое. В ушах у сердитой бабки блестят бриллиантовые серьги, на пальцах сверкают кольца. Тяжелым шагом она приблизилась к столу и опустилась на стул.

— Мамочка, пирожка? — повторила дочь, втягивая голову в плечи.

— Идиотка, — коротко ответила маменька, — даже коза с трех раз поймет: тошнит меня, понос, умираю я. Все из-за тебя, дура.

На глаза Ники навернулись слезы, но она мужественно попыталась их скрыть.

— Кто-то в дверь стучит, пойду посмотрю. Вы тут пока отдыхайте, пирог ешьте!

— Вот кретинка, — вздохнула старуха, когда дочь вышла, — сто раз ей говорила: плохо мне. И пироги купленные! Не сама их лентяйка печет. Отравлены они. Жизнь тяжелая, вдова я. В санатории живете?

— Да, — ответила я.

— Давно приехали?

— Вчера, — уточнила я, хотя мне совсем не хотелось общаться с хамоватой особой.

— Лучше сматывайтесь от Ритки поскорее, — отрубила старуха, — знаете сколько мне лет? Поглядите и отвечайте!

Неприятная собеседница не выглядела юной, но, если далеко не молодая женщина просит определить ее возраст, придется солгать.

— Полагаю, что пятьдесят, — сказала я.

— Меньше, — скривилась бабка, — сорок пять. И кто меня сделал страшнее песен из радио? А?

Я не понимала, как на это реагировать, и продолжала сидеть с глупой улыбкой. Ну, Вероника! Оставила меня наедине с сумасшедшей теткой, убежала. И что мне теперь делать?

— Как тебя зовут? — осведомилась собеседница.

— Евлампия, сокращенно Лампа, — привычно ответила я.

— Анфиса Ивановна Буркина, — в свою очередь представилась женщина. — Дочь моя дура. Я ей велела в медвуз идти. А она! У Ритки служит. С Лизкой дружит. Я Алексея сто раз предупреждала: «Хоть ты и чужой мужик, но уж лучше такой, чем те, кого она всегда находит». Имейте в виду, я Нику к себе в квартиру не пущу. Это мои апартаменты. Потом и кровью мне достались!

— Мама, Евлампия гостья Маргариты Федоровны, — попыталась остановить старуху дочь, входя в комнату.

— Хо-хо, — произнесла Анфиса. — И что? В ее присутствии на голове стоять надо? Из-за кого я тут, а? По какой причине в дерьме живу? А вы, Евлампия, валите из санатория. Там шабаш. Пирог Никин не трогайте, он грязными руками приготовлен. Отлично знаю: в общепите месят тесто, в туалет сбегают, руки не ополоснут и снова суют их в кастрюлю. От чего у меня постоянно понос? Надоели вы мне! Евгения! Принеси молока в мою спальню. Да живо! Что за прислугу отец нанял, все косорукие, кривоногие, тупые. Эй, как там тебя зовут? Катя, Маша, Галя…

Продолжая на все лады возмущаться, злобная баба ушла.

— Простите, — прошептала Ника, — моя мама… она…

— У нее старческая деменция? — предположила я.

— Точно, — кивнула Вероника, — порой она невероятную чушь несет! Невозможную. Потом вдруг начинает разумно говорить, и снова не пойми что. У мамы несколько больных тем. Мы с Лизой познакомились в медвузе, я там некоторое время училась, потом заболела и ушла. А Елизавета в институте встретила Валентина, сына Маргариты Федоровны, они поженились. С Ритой Анфиса давно дружила. Мой отец и брат Маргариты Федоровны в советское время управляли кинотеатром. А после перестройки они выкупили его, сделали там клуб. Опыт у них имелся.

Вероника улыбнулась.