Великий князь уехал в Париж, а его семья на британском корабле в Англию. А Михаила Ефимова с приходом немцев царские офицеры бросили в тюрьму, из которой его освободила Красная армия. В июне 1919 года белогвардейцы снова наступали на Крым. Ефимов с отрядом моряков, за рулем грузовика, еле успел проскочить Перекоп. Авиатор вернулся в родную Одессу. Встретился с братом Тимофеем, больным, в подавленном настроении. А через месяц Одесса была неожиданно захвачена белогвардейским десантом. Многие советские работники не успели, не смогли выехать, и в первые же дни их расстреляли. Такая же участь постигла и первого русского летчика. Его вывезли на шлюпке на середину бухты с миноносца «Живой». Последние слова Михаила Ефимова, беспартийного большевика, были: «Я знаю, что меня ждет, но спокойно умру за народное дело!» Вскоре от голода и болезни умер его брат…
Минуют годы. В 1931 году в Париже и Нью-Йорке Александр Михайлович издаст книгу своих воспоминаний. Заканчивается она философскими рассуждениями о пройденном жизненном пути.
«Когда бы я начал жизнь заново, – пишет Великий князь, – я бы отбросил титул «его высочества» и проповедовал бы необходимость духовной революции. Такую работу я бы не смог выполнить в России: под царем меня бы пресекли во имя Бога греческой ортодоксальной церкви, под большевиками – меня бы застрелили во имя Маркса пролетарские служители духовного порабощения. Я ни о чем не жалею. Руки моих внуков, а их у меня четверо, будут строить будущее и могут достичь лучшего мира. Я не считаю настоящий мир цивилизованным и христианским. Когда я слышу о миллионах людей, страдающих от голода во многих странах, я сознаю необходимость радикальных изменений. Судьба трех европейских империй потрясла мою веру в величие государства. Тридцать лет коммунистического эксперимента убили мои иллюзии относительно силы идей…
Когда я думаю о товарищах моей молодости, часто в мечтах вижу нас лежащими на траве в парке и говорящими о том сказочном, бесконечно чудесном будущем, маячившем где-то далеко за горизонтом…
Немного терпения, и мы достигнем его. Все зависит от нас».
Комментарии и биографические справки
«…и хотел лететь»
Одно из самых первых упоминаний о порыве русских людей в полет – кроме, конечно, сказочных маршрутов на ковре-самолете Ивана-царевича да лихих «перехватов» в ступе Бабы-яги – сохранила рукопись Даниила Заточника. Дошедшая до нас из XIII века, она рассказывает о том, как умели в старину на Руси веселиться. «Иные, вскочив на коня, скачут по ристалищу, рискуя жизнью, – пишет монастырский инок, – а иные слетают с церкви или с высокого дома на шелковых крыльях; иные же голыми бросаются в огонь, показывая крепость сердец своих…» Ничего не скажешь, чисто по-русски!..
Во многих работах, посвященных идее полета в России, упоминается «смерд Никитка, боярского сына Лупатова холоп», который в царствование Ивана Грозного якобы сделал попытку оторваться от земли – летал на деревянных крыльях в Александровской слободе. Царь будто бы осерчал такому порыву смерда и велел казнить его. Приговор был суров: «…человек не птица, крыльев не имать… Аще же приставит себе аки крылья деревянны, противу естества творит. То не божье дело, а от нечистой силы. За сие дружество с нечистою силою отрубить выдумщику голову». Голову-то у нас отрубить проще простого – дело известное. А вот по поводу полета холопа боярского сына Лупатова историки воздухоплавания отзываются весьма сдержанно. Не нашлось подтверждений достоверности такого факта.
То же специалисты относят и к рукописи Сулукадзева «О воздушном летании в России с 906 лета по Р. X.». В ней автор утверждает, что в 1731 году в Рязани подьячий Крякутной «фурвин сделал, как мяч большой, надул дымом поганым и вонючим, от него сделал петлю, сел в нее, и нечистая сила подняла его выше березы, а после ударила о колокольню, но он уцепился за веревку, чем звонят, и остался тако жив. Его выгнали из города, он ушел в Москву, и хотели закопать живого в землю или сжечь».
Рукопись Сулукадзева не выдержала проверки временем. Вот только то, что русские испокон веков за правдой в Москву идут да идут, – это так…
Слюдяные крылья, а затем из кожи, придуманные неизвестным изобретателем в 1695 году; крылья из мешковины и прутьев «колодника расстриги»
Федора Мелеса; работы над геликоптером Михаила Ломоносова, его объяснение задолго до опыта братьев Монгольфье свойств теплого воздуха подниматься вверх – все это еще раз подтверждает порыв талантливого русского народа к неизведанному, к летанию «совершенно подобию птице…».