Письма к родным и друзьям

Мнение твое о груде Гануша[19] разделяют многие, а я думаю так уже давно, еще когда он читал мне некоторые места в рукописи. [...] Здешний воздух мне хорошо помогает и без купания. Погода у нас стоит теплая, и, что удивительно, кругом по второму разу цветут сливы и яблони. Говорят, это означает, что осень будет долгая. Во вторник пятого октября у нас сбор винограда, и мы уже приглашены и в городской виноградник и в деревню. Что ж, повеселимся! Слиачские воды[20] оказали на меня благотворное действие, хотя удалось воспользоваться ими всего четыре раза. Но особенно приятным был тот день, который я провела в полном одиночестве. Когда я лежала на холмике под акацией и любовалась прекрасным видом, открывавшимся на Грон, я не желала ничего иного, как видеть тебя рядом. Лист, который я вкладываю в письмо, был сорван близ Дориного родничка — я думала тогда о тебе (потом я сорвала еще один), а василек — последний цветок с уже пустого поля. Дети мои отправляются по утрам на телеге с работниками в поле, где копают картофель, и проводят там время до обеда, а иногда и до вечера. После обеда иду к ним и я, сажусь на мешок с картошкой или же прямо на землю, слушаю разговоры рабочих, удивляюсь, как небрежно выбирают они картофель, и покрикиваю на детей, которые бегают тут с жеребятами.

[...] Дети мои целуют тебя и предвкушают, как вы с Индржихом[21] будете удивляться, когда они станут рассказывать вам обо всем увиденном. На днях они ходили на виноградник и так наелись винограда, что Дора пришла домой в расстегнутом платье: в Венгрии это можно! Сердечный привет от мужа всей вашей семье. Поцелуй папу, мамочку, Индржиха и, поскольку ты не можешь сама себя поцеловать, прими горячий поцелуй от твоей сестры

Божены.

7. ЯНУ ГЕЛЬЦЕЛЕТУ [22]

4 июня 1855 г.

Мне, право, досадно было, что ты так долго не писал, но, зная твое непреодолимое отвращение к переписке (я могу назвать это еще и ленью), простила и даже не сержусь. Простим и мы, как нам прощает царь небесный! Не правда ли, я слишком снисходительна? Но таким путем я пытаюсь сохранить любовь знакомых и друзей. Ведь вы, мужчины, все с причудами. Странный вы народ!

Твое продолжительное молчание заставило меня думать, что мой рассказ не будет принят. Ничего, я напечатаю его здесь, может быть найду издателя. Поспишиль — отвратительный человек, с ним каши не сваришь, но, может быть, возьмется Бельман? Он уже вошел во вкус издания чешских книг, сейчас печатает словарь Шумавского и календарь, а с нового года будет выпускать журнал. Сказку «О голубе» послать не могу: автор думал, что вы уже ничего от него не хотите, и передал рукопись в другое место.

Получишь по почте «Бабушку», пока что два выпуска. Поспишиль боялся, что целиком книга будет слишком дорогой, и решил издать ее в четыре приема. Что ж, мне все равно, только вызывает досаду медлительность, с которой она выходит в свет. Хотелось бы знать, что ты скажешь об этой идиллии. Гинек уже указал мне[23] на некоторые ошибки, да и сама я их вижу, когда перечитываю повесть, но исправлять поздно. Может быть, будущие мои работы будут совершеннее, а эта первая получилась большая, и не всегда я писала ее с ясной головой. После кончины Гинека[24], когда на меня обрушились все тяготы жизни: болезнь, горе, нужда, разочарование в людях, которых я считала своими друзьями, когда все это навалилось на меня и омрачило мою мысль, я нашла в бумагах листок, на котором план «Бабушки» был набросан еще три года назад. Читаю все с большим и большим наслаждением, и, словно фата-моргана, начинает вырисовываться передо мною в мельчайших подробностях прелестная маленькая долинка, а в ней тихое семейство Прошеков с бабушкой во главе. Не могу даже выразить, как успокаивали и утешали меня воспоминания, переносившие из печальной действительности в отрадные дни молодости. С жаром принялась я за работу. Моя особенная симпатия к образу бабушки виной тому, что я меньше внимания уделила другим персонажам и обрисовала их не так, как следовало бы. Немало в «Бабушке» длиннот и других недостатков, но, как я уже сказала, в следующий раз выступлю с чем-нибудь получше.

Не хватает мне, милый Иван, настоящего образования, иначе я писала бы теперь не так. Всего, что я знаю, пришлось добиваться с большим трудом! Почти за все я должна благодарить себя одну. Но чего нет, то будет, есть у меня силы, есть воля, зачем отчаиваться, ведь я еще узнаю многое, что считаю необходимым для себя. Особенно важны путешествия, и еще в этом году я намереваюсь кое-что повидать. Изучить и описать как можно подробнее народную жизнь славян — такова моя цель, а для этого необходимо видеть все своими глазами и много знать.