Почему? Вопрос, который остается всегда

Одна женщина, у которой я брал интервью, вспоминала: «Тяжелее всего было зимой. Без электричества нам нечем было согреться, и потому мы сжигали все подряд. У меня был на руках младенец, родившийся прямо посреди этого ада. Мы рубили топором фамильную мебель. Через какое-то время приходит оцепенение — как эмоциональное, так и физическое. Затем на Рождество один из соседей принес мне бесценный подарок: неизвестно где найденную, покрытую грязью корневую систему дерева. Я заплакала. Он был мусульманином и вообще не праздновал Рождество, и все же пошел на жертвы, чтобы нам было тепло. Я никогда еще не получала подарка, который бы столько значил для меня, и до сих пор храню этот кусок дерева. Просто не смогла его сжечь. К моему стыду, этот жест растрогал меня больше, чем новость о смерти очередных тридцати человек».

Один мужественный виолончелист поднял боевой дух целого города своей реакцией на убийство двадцати двух гражданских, стоявших в очереди за хлебом. В течение двадцати двух дней подряд он выходил из своей квартиры во фраке и цилиндре, ставил табурет на том месте, где из-за минометного обстрела погибли эти люди, и давал в память о них сольный концерт. Его необычайная храбрость придавала смелости горожанам, которые присоединялись к нему даже в те дни, когда поблизости рвались снаряды.

Слепой и беззубый мир

Месяцы тянулись мучительной чередой, и город, который всегда гордился своей разнородностью, начал раскалываться на части, как и вся страна. До войны в Сараево жили самые разные этнические группы с большим представительством католиков, мусульман и православных. Теперь же город стал на 80 процентов исламским, численность православных и католиков значительно сократилась, а протестантов остались считанные единицы. В ходе каждой беседы я обязательно спрашивал: «А как теперь? Вы готовы к примирению?» Ни один человек не ответил: «да». Раны одновременно  слишком свежи и слишком запущенны, поскольку этим распрям уже более семи столетий. «Любой компромисс — это поражение», — сказал один из лидеров Сербии. «Любое примирение — это предательство», — вторит ему другой.

Конфликт на Балканах может разгореться снова. Сейчас, когда я пишу эти строки, в выпусках новостей доминирует гражданская война в Сирии — повторение тех самых злодеяний, о которых я слышал на Балканах. Геноцид, завершившийся в Руанде, сегодня продолжается в Демократической Республике Конго и в Нигерии. Мне вспоминаются слова Ганди о том, что претворение в жизнь принципа «око за око и зуб за зуб», доведенное до логического конца, сделало бы весь мир слепым и беззубым. Я никогда еще не бывал в месте, которое настолько нуждалось в благодати и прощении, но с таким упорством противилось им. Как показали Соединенные Штаты после гражданской войны и наши близкие отношения с бывшими врагами, Германией и Японией, — исцеление после жестокого человеческого конфликта возможно, но только если его хотят обе стороны. К сожалению, зачастую преградой становятся гордость и жажда мести.

Однажды вечером во время визита в Сараево моим провожатым был жизнерадостный францисканский монах по имени Иво Маркович. Он отвез меня на еврейское кладбище, расположенное на холме высоко над городом. Во время осады это был один из главных наблюдательных пунктов сербских снайперов. Ежась на холодном западном ветру, мы смотрели вниз на те самые улицы, где они ежедневно выискивали своих жертв. Каждая могила имела те или иные знаки осквернения. Надгробия были испещрены следами от пуль, покрыты граффити, разбиты и перевернуты. Я прочитал о Марковиче в книге Мирослава Вольфа «Безвозмездно». В его деревне злодеями себя проявили исламские боснийцы, убив 21 человека, включая 9 членов семейства Марковичей: все — пожилые люди, среди которых самым молодым был 71-летний отец Иво.

По окончании войны Маркович навестил свою родную деревню. Предоставлю рассказать эту историю самому Вольфу: