Под сетью и мечом [сборник]

Затем — был институт железнодорожного транспорта и в общем-то по случаю — уговорил приятель — институт «Интуриста», готовивший «специалистов для работы с иностранцами»… Что уже, согласитесь, ближе к нашей теме. В институте он изучал французский язык. Когда началась гражданская война в Испании, организовал группу по изучению испанского языка и стал проситься туда переводчиком-добровольцем. Потом был вызов в гостиницу «Европейская», где люди в штатском отбирали людей для отправки в Испанию.

Уже в Испании старший советник при штабе Испанской Республики Григорий Штерн спросил: «Хочешь быть не только переводчиком?» Гуревич, комсомольская душа, естественно, согласился, и его оформили лейтенантом республиканского испанского флота и дали имя — Антонио Гонсалес. Он стал адъютантом-переводчиком подводной лодки. Участвовал в прорыве испанской подлодки из Франции через Гибралтар в Испанию — в Картахену.

Это были, безусловно, уже первые шаги на пути к разведчику-нелегалу. Но был тогда и еще один момент, который как бы стал предвестником грядущих тяжких испытаний. Гуревич был представлен к награждению боевым орденом, с чем его уже в Москве поздравили. Но орден он так и не получил — в связи с победой Франко награждение просто отменили…

Конечно, «испанский поход» Гуревича не мог не привлечь внимания разведки — уж слишком много подходящих для этого качеств проявил он.

«В ГРУ мне предложили работать в разведке, — вспоминал Гуревич. — Сказали: «Будем вас готовить для работы за границей — станете шифровальщиком и радистом». Поучившись в подмосковной школе, получил первое задание. Мне предстояла работа за границей. По легенде я был «сын богатых уругвайских родителей». Как ведет себя такой молодой человек, я мог лишь догадываться. Действовал почти «на ощупь», помогало давнее увлечение актерством. «Родную страну Уругвай» изучал по картам, справочникам, энциклопедиям… У меня был план Монтевидео!.. Тогда многие советские агенты вынуждены были узнавать о политическом устройстве, промышленности и достопримечательностях своих «родных» государств исключительно из литературы. Иногда — только по энциклопедическому словарю… А что вы хотите?!. Случалось, документы нам выдавали с орфографическими ошибками! Были и серьезные проколы в наших «легендах», информация о явочных местах, надежных гостиницах и «дружественных» фирмах нередко оказывалась устаревшей… Не прорабатывались и модели нашего поведения на случай провала, пути отхода и бегства… Весь расчет на интуицию.

Помню, в роли «сына богатых родителей из Уругвая» добрался я до Брюсселя. Сел в такси, назвал адрес гостиницы, где мне в соответствии с заданием Центра предстояло разместиться.

Шофер был ошарашен: оказывается, уже несколько лет там был… публичный дом! А когда утром меня разбудил консьерж, я по-русски спросил: «Кто там?» Вот таким он был поначалу, уругваец Винсент Сьерра…»

И надо сказать, таких случаев с Гуревичем в самом начале его нелегальной жизни — рассказывал мне Анатолий Маркович — было немало. Например, при первой его «засылке» за рубеж ему назначили встречу со связником в хорошем отеле утром. Он пришел и увидел накрытые столы со множеством блюд. Не понимая, что происходит — если свадьба или юбилей, то почему с утра? — устроился за столиком с газетой в руках, по которой его должен был узнать связник. Ждал, когда к нему подойдет официант и начнет обслуживать. Сидел долго, глядя, как другие едят, накладывая себе еды, кто сколько хочет… Самому ему сделать это и в голову не пришло — денег было в обрез, вдруг не хватит… О том, что такое «шведский стол», он тогда просто понятия не имел, и этому его в Москве не учили. Ушел, когда на него стали коситься. А связник просто не решился подойти к подозрительному человеку. В другой раз ему приказали поселиться в отеле и ждать гостя. Но так как отель будет дорогой, надо выглядеть как преуспевающий коммерсант, приобрести соответствующие чемоданы. Вализы он себе купил роскошные, под стать новой шляпе, а когда явился по адресу, обнаружил, что это весьма сомнительного свойства ночлежка, если не притон. Так и стоял, застыв посреди заведения с вализами и в шляпе, а местная публика рассматривала его, как клоуна.

В Брюсселе Гуревич активно внедрялся в новую жизнь — помогали молодость, активный характер, общительность. И как уже отмечалось, пошел учиться в «Селект скул» — привилегированную школу для богатой молодежи, ходил на вечеринки, вращался в элитарной студенческой среде, заводил новые знакомства, быстро становился «своим человеком», ходил в школу бальных танцев… Постигал таинства светской жизни. Однажды, получив приглашение на великосветский прием, явился туда в бабочке, взятой напрокат. И долго не мог понять, почему официанты обходят его стороной. Потом догадался — на них были точно такие же бабочки и они просто принимали его за своего…