Под знаком «Если»

Я отправился домой, провел оставшуюся часть ночи в безумных мечтаниях, выкурил почти две пачки сигарет, а на следующий день не пошел на работу.

Типс Альва вернулась в город на выходные дни. Я даже не потрудился встретиться с ней, только позвонил по видеофону и сослался на болезнь. При этом я не мог отвести глаз от ее губ, потому что они напоминали губы идеала. Но губ было недостаточно, совершенно недостаточно.

Старик Эн Джи начал беспокоиться. Я больше не мог спать допоздна по утрам, а после того как прогулял тот единственный день, начал приходить на работу все раньше и раньше, пока однажды не случилось так, что я опоздал всего на десять минут. Он сейчас же мне позвонил.

– Слушай, Дик, – спросил он, – ты был у врача?

– Я не болен, – ответил я апатично.

– Тогда, во имя всего святого, женись ты на этой девушке! Не знаю уж, в каком именно хоре она топает ножками, женись на ней и веди себя опять как нормальное человеческое существо.

– Не могу.

– Ах, ты… Она уже замужем, да?

Ну не мог же я признаться ему, что ее вообще не существует! Не мог я сказать, что влюбился в видение, в мечту, в идеал! Пришлось выдавить из себя мрачное «угу».

– Ну, тогда ты это переживешь, – пообещал он. – Возьми отпуск. Возьми два отпуска. Все равно здесь от тебя мало толку.

Я не уехал из Нью-Йорка: у меня просто не было сил. Я слонялся по городу, избегая друзей и мечтая о совершенной красоте лица из зеркала.

И через несколько дней я сдался. Я боролся со своим голодом, но все было бесполезно – в один прекрасный вечер я снова постучался в дверь Ван Мандерпутца.

– Привет, Дик, – поздоровался он. – Вам никогда не приходило в голову, что идеальный университет не может существовать? Естественно, нет, ведь он должен состоять из совершенных студентов и совершенных преподавателей, а в таком случае первым нечего будет заучивать, а последним – нечему учить.

– Профессор, – произнес я настойчиво, – могу я снова воспользоваться вашим… этой вашей штукой? Я хотел бы… увидеть кое-что.

Ван Мандерпутц резко поднял голову.

– Ах так! – рявкнул он. – Значит, пренебрегаете моим советом! Я же вам сказал – забудьте ее. Забудьте, потому что она не существует.

– Но я не могу… Еще раз, профессор, только один раз!

Он пожал плечами.

– Ладно, Дик. Вы совершеннолетний, и предполагается, что у вас зрелый ум. Я предупреждаю, что ваша просьба очень глупа, а Ван Мандерпутц всегда знает, о чем говорит. Но если вам хочется утратить остаток рассудка – валяйте. Это ваш последний шанс, потому что завтра идеализатор Ван Мандерпутца займет место в бэконовской голове Исаака. Исаак заговорит, и Ван Мандерпутц услышит голос идеала.

Я смотрел, и не мог наглядеться. Когда я думал о любви, Ее глаза искрились такой нежностью, мне казалось, будто… будто я… я, Дик Уэллс, Ее Абеляр, Тристан и Ромео. И я испытал муки ада, когда Ван Мандерпутц потряс меня за плечо и рявкнул:

– Ну хватит! Хватит! Время вышло!

Я застонал и уронил голову на руки. Профессор, разумеется, был прав: я согласен был расстаться с собственным рассудком, лишь бы видеть красавицу из зазеркалья. А потом я услышал, как голландец бормочет у меня за спиной:

– Странно! Даже фантастично. Эдип… эдипов комплекс на основе журнальных обложек и афиш!

– Что? – устало прошептал я.

– Лицо! – пояснил профессор. – Очень странно. Вы, вероятно, видели ее черты на сотнях журналов, на тысячах афиш, в бесчисленных шоу. Эдипов комплекс принимает странные формы.

– Что? Разве вы могли ее видеть?

– Конечно! – рявкнул он. – Или я не говорил десятки раз, что психоны преобразуются в кванты видимого света? Если вы ее могли видеть, почему я не могу?

– Но… что вы там говорите об афишах и прочем?

– Это лицо, – медленно выговорил профессор. – Оно, конечно, некоторым образом идеализировано, и некоторые детали не те. Глаза у нее не такие серебристо-голубые, не того мертвенного оттенка, какой вы вообразили, они зеленые – зеленые, как море, изумрудного цвета…

– Какого черта, – спросил я хриплым голосом, – вы это о чем?

– Да об этом лице в зеркале. Случилось так, что оно мне знакомо!

– Вы хотите сказать – она реальна? Она существует? Она…

– Минутку, Дик! Она достаточно реальна, но в соответствии со своими привычками вы немного опоздали. Лет на двадцать пять, я бы сказал. Ей сейчас, наверное, лет пятьдесят… дайте сообразить, – года пятьдесят три, я думаю. Но во время вашего раннего детства вы могли видеть ее лицо повсюду: де Лизль д'Агрион, Стрекоза.

Я мог только сглотнуть комок в горле. Этот удар был убийственным.

– Понимаете ли, – продолжал Ван Мандерпутц, – идеал человека прививается очень рано. Вот почему вы постоянно влюбляетесь в девушек, обладающих той или иной чертой, которая напоминает вам о ней: ее волосы, нос, рот, ее глаза. Очень просто, но, пожалуй, любопытно.

– Любопытно! – взорвался я. – Любопытно, говорите. Всякий раз, когда я смотрю в ту или иную вашу хитрую штуковину, я оказываюсь влюбленным в миф! В девушку, которая умерла, или вышла замуж, или не существует, или превратилась в старуху! Любопытно, да? Очень смешно!