2) Предлагаемая интерпретация, претендуя на объяснение феномена, на деле лишь умаляет его значение.
Есть и еще одно соображение, заставляющее усомниться в правомерности критики Орна. Мы поступаем абсолютно оправданно, когда принимаем то или иное поведение как некую данность, и уже затем выдвигаем предположения, касающиеся его психологической подоплеки. Здесь есть одна тонкость. Перенос внимания с поведенческого уровня на психологический ни в коем случае не отменяет необходимости подтверждения выдвигаемых предположений фактами. Орн же, как мне кажется, счел, что, сместив акценты, он волен исходить из умозрительных рассуждений, подкрепляя их «примерами из жизни». И в этом его ошибка. Любое утверждение должно основываться на научно обоснованных фактах, но именно им принадлежит решающая роль в дискуссии.
Критические суждения Орна характеризуются тем, что он придает чрезмерное значение одному спорному моменту, который несложно скорректировать с помощью контрольных процедур и который поэтому не играет решающей роли. Первое и главное возражение Орна состоит в том, что испытуемые не «приняли за чистую монету» предложенную им экспериментальную ситуацию. Чтобы внести полную ясность в этот вопрос, попробуем определить, в чем именно могли усомниться испытуемые. Во-первых, они могли не поверить в то, что эксперимент направлен на исследование процессов памяти и обучения; во-вторых, они могли сомневаться в том, что ученик действительно подвергается болезненным ударам тока; и, в-третьих, они могли заподозрить, что основным объектом изучения является вовсе не ученик. Из этих трех пунктов особенно важен второй: эксперимент имеет смысл только до тех пор, пока испытуемый верит в то, что он подвергает ученика болезненному наказанию током. Но в том-то и дело, что большинство испытуемых действительно считали, что жертва испытывает боль; только часть их сомневалась в этом, и всего лишь несколько испытуемых не поверили в реальность ситуации. Я утверждаю это на основании высказываний и поведения испытуемых во время эксперимента, а также на основании результатов постэкспериментального интервью и результатов опроса, проведенного через год. Орн утверждает, что мы не представили никаких данных на этот счет. Это неправда. Вот выдержка из первого опубликованного нами отчета:
За небольшим исключением практически все испытуемые не сомневались в реальности предложенной им экспериментальной ситуации: они действительно думали, что подвергают человека разрядам электротока, и были уверены в том, что наиболее сильные удары чрезвычайно болезненны. В состоявшейся после эксперимента беседе испытуемым задавали вопрос: «Насколько болезненными для ученика были последние из примененных вами ударов?» Испытуемые отмечали свои ответы на 14-балльной шкале с диапазоном оценок от «Совершенно безболезненные» до «Чрезвычайно болезненные». Все полученные оценки были отнесены испытуемыми к высшей, 14-й категории («Чрезвычайно болезненные») при среднем значении 13,42 (1963, р. 375).
Еще одним убедительным доказательством искренности испытуемых, вовлеченных в конфликтную ситуацию, является их напряженное состояние в ходе эксперимента. Этот факт запротоколирован и представлен в виде стенограмм (1963), данных опроса (1965 Ь) и видеоотчетов (1965 а). Во время наших недавних публичных дебатов с Орном (1969) кто-то из аудитории заметил, что он мог бы согласиться с интерпретацией Орна, если бы имелись хоть какие-то свидетельства того, что испытуемые действительно заняли лицемерную позицию. Он назвал трактовку Орна несостоятельной ввиду явно напряженного состояния испытуемых. Предположение Орна, что испытуемые просто притворялись в угоду экспериментатору (в то время как они потели, дрожали и заикались), совершенно лишено оснований. Точно так же можно заявить, что больной, страдающий гемофилией, истекает кровью из желания дать заработать своим врачам. Безусловно, я мог бы исправить то негативное представление, которое сложилось обо мне у Д. Баумринд (Baumrind,1964) и других, критикующих мой эксперимент на том основании, что он вызвал у испытуемых напряжение, если бы использовал в свою защиту орновскую интерпретацию. Но это было бы нечестно, ибо ситуация действительно содержала в себе конфликт, мощный и острый, и мы не имеем права игнорировать это обстоятельство.