Подвиг (Приложение к журналу "Сельская молодежь"), т.2, 1981 г.

Действительно, бобры натаскали на береговой мысок изрядную кучу валежника, рогатин, обглоданных, без коры, деревцев, образовавших внушительную, наполовину вмерзшую в береговой лед запруду. Обсыпанная снегом запруда возвышалась над речкой почти на уровне берегового обрыва, и Антон, хватаясь за холодные ветки осинника, осторожно взошел на нее.

— А что? Держит! Ну давай помалу... И не бойся, не бойся, я поддержу! — обернулся он к Зоське. Та тоже ступила одной ногой на голый, присыпанный снегом сук, который угрожающе посунулся под ее сапогом.

— Ой, скользко!

— Ничего... Давай за мной! Куда я стал, туда и ты ступай.

С трудом и опаской, оскальзываясь и то и дело хватаясь за нависшие с берега сучья, они пробрались по завалу почти до середины реки и остановились. Дальше было метра три темной воды, стремительно мчавшейся мимо крайних, уходящих в глубину палок, и за ней виднелось упавшее с противоположного берега суковатое гнилое бревно, осклизлый конец которого тихо покачивался на течении. Антон примерился, прикинул расстояние до конца бревна, ловчее устроил ногу в упоре.

— Будем прыгать.

— Ой! А вдруг сорвемся?

— Срываться не надо... Первым прыгаю я. И поддержу тебя. Ну!..

Вся куча палок и бревен качнулась, уйдя одним краем в воду, что-то под ногами хрустнуло, Антон вскинул руки и, легко коснувшись притопленного конца бревна, очутился на том берегу.

— Ну?

Расставив удобнее ноги, он ждал, готовый подхватить ее, но Зоська вдруг потеряла решимость, почувствовав, что для такого прыжка у нее просто не хватит силы.

— Не допрыгну...

— Да ну? Допрыгнешь, давай не трусь! — ободрил он с того берега. Она в который раз примерилась к пугающей водяной Ирине, бросая виноватые взгляды на его оживленное, исполненное нетерпения лицо, и не могла решиться.

— Не могу. Не допрыгну...

— Ну что ж, мне обратно возвращаться? — начал сердиться Антон. — Я же допрыгнул, ты видела?

— Так то — ты!

— А ты? Главное — смело! Ну, толчок — и я подхватываю.

Зоська слушала его и сама отлично все понимала, надо было осмелиться и оттолкнуться... Но прежде следовало соразмерить толчок с расстоянием, и всякий раз, сделав это, она обнаруживала, что до бревна не допрыгнет, значит, опять очутится в ледяной воде. А новое купание никак не входило в ее расчеты — хватит с нее вчерашнего, от которого еще не совсем просохла одежка.

— Ах ты, такую твою маманю! — выругался на том берегу Антон и, ломая сапогами лед, решительно шагнул в воду. Она еще не поняла, зачем он так сделал, и испугалась, увидев его по колени в воде, откуда он требовательно протянул к ней руки.

— Прыгай, ну!

Зоська прыгнула — не на бревно, а в эти его протянутые руки, он пошатнулся, но удержал ее, переступил, едва не свалившись в воду, и сильно толкнул ногами вперед, к самой ледяной кромке берега. Она упала на одно колено, но быстро вскочила и, перепачкав руки, взобралась на невысокий, проросший спутанными корнями берег.

— Спасибо, — смущенно сказала она, глядя, как выбирался из воды Антон, Видно, спешить ему уже не было надобности, обе его ноги до самых коленей были мокрые, с левой полы кожушка лилась на сапог вода.

— Начерпал, да? В оба? Ну вот... Ты прости, пожалуйста.

— Что делать! Зеленая еще ты разведчица.

Наверно, зеленая, подумала она, отчетливо сознавая свою вину и с неприятностью ощущая едва скрываемое им недовольство. Молча она смотрела, стоя в сторонке, как он, присев на берегу, с силой стащил с левой ноги сапог и выжал на снег грязную, в дырах, портянку.

— Вот так! Теперь оба купаные, — впервые поднял он на нее еще строгий, но уже подобревший взгляд, и она поняла, что прощена.

— Так широко, что я не могла, — сказала она. — А в другом сапоге как? Сухо?

— В другом сухо, — сказал он. — Левый дырявый, давно воду пускает.

Тем не менее Антон стащил с ноги и правый сапог. Сухую портянку с правой ноги намотал на покрасневшую от стужи левую стопу.

— Чтоб обидно не было. Мокрый сапог, зато сухая портянка.

Он уже не злился, и у Зоськи отлегло на душе — все-таки он молодчина, этот Антон Голубин.

— Наверно, замерз? Давай пробежим! — предложила она, но Антон не поддержал ее и неторопливо поднялся с берега, тщательно вытер снегом испачканные в грязи руки.

— Согреюсь. Мороз небольшой.

— Куда теперь — не пойму даже. Пуща там вроде, так?

— Там, — подтвердил он. — Где-то тут должна быть дорога. А тебе куда — на Островок?

— Ага, на Островок. Дозорцев сказал. Там ребята на заставе переправят через Неман.

С этой стороны речки заболоченный берег густо порос кочковатым кустарником, среди которого едва ли не до коленей топорщилась пожухлая, засыпанная снегом трава, и они шли, прокладывая между кустов и кочек две пары глубоких следов. Наверно, эти следы следовало как-то маскировать, но Зоська не знала, как тут их можно было замаскировать, и не удивилась, когда Антон ей сказал:

— Ты иди за мной. Чтоб в один след.

— Правильно!

Болото всюду хорошо промерзло и надежно держало человека, в траве было сухо, мелкие лужицы вымерзли до дна, и под ногами иногда жестко хрупало — нетолстый ледок легко ломался в траве.