Поющий бархан

Всё тут непривычно для глаза. Лес не зелёный, а какой-то серо-оливковый. Тень под деревцами зыбкая, полупрозрачная, ненадёжная — как под крыльями стрекозы. Да и как ей быть надёжной, если на деревьях… нет листьев! Вместо листьев тонкие зелёные веточки — как тощие хвощинки. И, словно пшеном, усыпаны крохотными жёлтыми цветочками. Лес без шороха листьев…

Под каждым деревом — голое глинистое пятно. Всё оно в дырах и норах как ломоть сыра. В норках живут подземные крысы — песчанки. Стоят как цирковые собачки на цыпочках у своих норок и, вертя усатыми мордочками, по-птичьи свистят.

Между деревьями жиденькая травка — осочка. На каждом стебле рыжие плодики — этакие поджаренные воздушные пончики. Наступаешь на них — и они с треском лопаются под ногой, как пистоны.

На деревьях перепархивают трескучие саранчуки: большие, цапучие и колючие. Уцепившись за веточку, долго на ней возятся и раскачиваются. В жёлтых кустиках цветущей эфедры шнырят крохотные пичужки — вертлявые славки. Шуршат, словно мыши, и поводят из стороны в сторону чёрными хвостиками, задорно торчащими вверх.

Я вслушиваюсь в звуки незнакомого леса. Шумят саксаулы, как наши сосны: ветер в них глухо посвистывает и шипит. Но от ветра нет тут прохлады: под деревьями жарче, чем на открытых барханах.

А вот и знакомые звуки — синица поёт! Синица-то синица, да не наша белощёкая и желтогрудая, а пустынная, тусклосерая.

Знакомый стукоток — дятел стучит! Дятел-то дятел, да тоже не наш, а особый дятел — белокрылый.

Знаком и лёгкий топот — поскакал заяц! Но тоже не русак, не беляк, а пустынный заяц-песчаник.

Змея тут живёт эфа. Змея, которая ползает… боком! Яшерица-агама живёт. В самое пекло вползает она на высокий куст и в упор смотрит на солнце. Ящер-варан бродит по лесу вразвалку, высовывая длинный красный язык, словно плюётся огнём.

Тут можно увидеть турнир черепах. Черепахи бодаются, бьют друг друга щитками и резво гоняются одна за другой.

Непонятный лес, диковинные обитатели. Странно шумит на ветру странный лес. Лес, в котором не укроешься ни от жары, ни от ветра. Лес, в котором летом осыпаются… ветки, а зимой вырастают… грибы! Который весной серебристый, словно заиндевелый, похожий издали на клубы сизого дыма. Лес без прохлады, без тени, без листьев. Лес таинственный и молчаливый.

ЖИВЫЕ ОГНИ

Среди ночи выбрался я из палатки и остановился поражённый: ночь цвела огнями! Огнями всех мыслимых цветов и расцветок!

Над головой высоко зелёный листик луны, вокруг него — серебряные брызги росинок-созвездий. Таких ярких, таких налитых, что вот-вот их дрожащее серебро перельётся через край и капнет на землю.

И капает! Тут и там вдруг перечёркивают глубинную черноту неба таинственные капельки падающих метеоритов — успевай только голову поворачивать! Даже чудится, будто, падая, звякают они, расшибаясь о камни ущелья. И тогда вспышки далёких пастушьих костров на склонах представляются искрами, высеченными звездой.

Серебристые деревца узколистого лоха на ветру стоят словно заиндевелые, дрожат и переливаются под луной, как широкие струи фонтанов. Секутся-точат друг друга кинжальчики листьев, трепетные резкие тени мечутся по белым стволам бесшумно и суматошно.

Над чёрными копнами кустов мерцают искорки светляков. То они толкутся и мельтешат, как комары-толкуны, вверх и вниз — вспыхнут-погаснут, вспыхнут-погаснут! — то завьюжат, завихрятся огненной каруселью, сливаясь в сияющие зигзаги и кольца. Точь-в-точь искры над буйным костром, когда в него тычут палкой!

Глубинным холодным блеском светятся грани чёрных, отполированных ветром скал. Каменистые осыпи между скалами кажутся застывшими сверкающими водопадами. И за каждой сияющей лунным светом былинкой легла чёрная резкая тень.

Широкие перекаты бормочущего ручья словно засыпаны сверкающей чешуёй. Дробятся и скачут там лунные зайчики, кипит и искрится огненная вода. А там. где ручей вдруг резко сужается и вливается в чёрную горловину теснины, таинственно и непонятно светятся серые гнилушки — словно выпученные глаза ночных рыб или лягушек.

А сколько кругом огней совсем не понятных! Что это светится там далеко-далеко — у самого горизонта? Ночная звезда или костёр охотника? Открытая дверца юрты или оконце в палатке? Светильник на одинокой могиле или глаз филина на столбе?

Я включаю фонарь и иду в темноту. Лучик света скользит по песку и щебню. Ба! И на земле звёзды! Зелёные изумруды — целая пригоршня! — восемь штук, Это глаза паука-тарантула. Не пожалела природа на паука глаз — восемь и все светятся. А вот ползут по песку два красных рубина. Это глаза ночной ящерицы — сцинкового геккона. Геккон в зайчике света виляет хвостиком, как собачка, и протирает огненные глаза свои… языком!

Из-за чёрного камня-ларца выкатились вдруг два драгоценных глаза — тускло-розовые, как топазы. И покатились вприскочку, словно по ступенькам. Это поскакал перепуганный зайчик-толайчик.