Вечером вызвали в штаб. Входим с Лукиным в избу. В большой комнате накурено, все, как в тумане. Тускло светят коптилки и свечи, вставленные в горлышки бутылок.
Командир левого боевого участка Григорьев — ветеран гражданской войны, небольшого роста, худой, со смуглым лицом и веселыми, хитроватыми глазами, завидев нас, воскликнул весело:
— А, морячки! Сюда пожалуйте.
За столом расступились, освобождая нам место. Командиры склонились над картой. Карта сухопутная — море синего цвета, глубины не обозначены. Форты крепости нанесены приближенно, черным карандашом.
— Вот, — начал Григорьев, — говорят, мятежники вывели в залив ледокол «Ермак», он взломал лед вокруг фортов, и теперь нам не пройти.
Чувствую, все на меня смотрят. Как можно сдержаннее отвечаю:
— Этого не может быть. У вас нет морской карты?
— А зачем она нам? Мы, люди земные, привыкли воевать по сухопутным картам. Между прочим, сведения о взломанных льдах донесла наша разведка. Вы ей не верите?
[19]
— Ошиблась разведка, — отвечаю. — Не мог здесь пройти ледокол.
— Почему?
Я взял карандаш.
— Вот если бы это была морская карта, на ней вы увидели бы такие цифры. — Я выводил вокруг фортов: «2», «3», «4», «2». — Такие здесь глубины. А осадка «Ермака» восемь метров. Как видите, пройти он здесь никак не может. К тому же между фортами еще со времен Крымской войны стоят ряжевые заграждения. Тут и малое судно не пройдет, не то что ледокол…
— Чем вы можете подтвердить все эти данные? — строго спросил Григорьев.
— Я здесь вырос. Всю Невскую губу облазил вдоль и поперек.
Григорьев отпустил всех, кроме меня и Лукина, и задумчиво произнес:
— Черт его знает… Смущает, что сами мятежники на лед не выходят, значит, считают, что по нему не пройти. Может, лед взломан, а может, минирован. Надо проверить. Вот вы и займетесь этим.
Мы отправились в путь. Поскольку объектов разведки было много, отряд делим на группы по 4-5 человек. Я иду с теми, кто разведывает главное направление — форт № 4. Над заливом туман, плотный, непроглядный. Дожидаемся рассвета. Идти тяжело. Лед тает, он покрыт водой, под которой ничего не разглядеть. В два счета провалишься в полынью. Туман то густой, как молоко, то рассеивается, и тогда открывается черная каменная громада форта. Она совсем близко. Чтобы нас не заметили, ложимся прямо в воду, пережидаем, пока снова не укроет волна тумана.
Я впервые в боевой обстановке. В любую минуту враг может открыть огонь. Нервный озноб сковывает тело. Но я — командир, на меня смотрят, по мне равняются. И стараюсь не показать виду. Первым вскакиваю на лыжи, взмахиваю рукой: вперед!
Мне не видно, как действуют остальные группы моих подчиненных. Но я отвечаю за них и потому с особой тревогой вслушиваюсь в тишину. Только бы не нарвались на противника…
В тумане идем по ручному компасу. Больше всего боюсь ошибиться в расчетах, так можно и в лапы к мятеж-
[20]
никам попасть. Нас все-таки заметили, стеганула пулемётная очередь. К счастью, никого не задело, только у двух ребят перебило лыжные палки.
Группа Павла Перовского в густом тумане подошла к форту совсем близко и тут наткнулась на трех матросов-мятежников — они шли по льду без лыж. Встреча для них оказалась настолько неожиданной, что они побросали винтовки и побежали к берегу. Преследовать в тумане было невозможно. Подобрав винтовки, как вещественное доказательство встречи, наши лыжники отошли.
Почему мятежники впали в такую панику?
— А мы шли цепью, — пояснил Перовский, — поэтому в тумане они, вероятно, решили, что нас не пятеро, а целая рота. Вот и перепугались.
Мы прошли вдоль форта. Захваченными с собой еловыми ветками обозначаем наиболее удобные подходы. Лед повсюду цел. Мин нет. У кронштадтской пристани обнаружили на льду проволочное заграждение, а за ним четырехорудийную полевую батарею.
О результатах разведки доложили в штаб, а ночью снова вышли на лед. Буквально пальцами ощупали еще раз подступы к фортам. Чуть было не подвела нас наша же артиллерия. Она произвела несколько пристрелочных выстрелов. Снаряды упали с недолетом, пробили лед. Ребята из группы Павла Бондаренко вернулись из разведки мокрые с ног до головы. Снаряд поблизости поднял столб воды, и весь этот ледяной душ обрушился на лыжников. Стегануло их и мелкими осколками льда. Ничего, только синяками отделались.
Вечером 16 марта состоялось последнее совещание в штабе. Ознакомили с боевым приказом. Наступление начнется ночью, одновременно с юга и севера. Наша северная группа войск выступает в два часа ночи. Для каждой части определены направление и объект атаки. Вместе с пехотой следуют инженерные подразделения с досками, веревками, лестницами. Во главе наступающих колонн — наши лыжники: они будут проводниками.
Докладывал о плане операции приехавший в Лисий Нос уже знакомый нам Е. С. Казанский. Он был сдержан и торжественно строг, говорил чеканными фразами.
Когда все стали расходиться, Григорьев взял меня за локоть, проводил на крыльцо избы и тихо сказал:
— Ну смотри, брат военмор, дело-то очень серьез-
[21]