Последний эксперимент

Казалось бы, проблема решена. Но тут возникла вторая. Предоставить информацию о всех особенностях организмов своих соплеменников, включая информацию о слабых местах, основных недугах и их причинах, в том числе о вирусах и бактериях, способных убить согласились не все виды. Безусловно, пояснял мне переговорщик, они там все цивилизованные и высокоморальные, он доверяют друг другу, но все же. Все же.

Я хмыкнул. Он сделал неопределенный жест одним из щупалец, который, судя по всему, выражал крайнюю степень расстройства. Я мог бы немного позлорадствовать, но мне, в моем нынешнем положении, было не до этого.

– Послушайте, – сказал тогда, я несколько поразмыслив, – а если мы с девушкой пройдем все необходимые процедуры здесь, на Земле?

Переговорщик на пару секунд задумался. Потом пообещал мне уточнить в высших инстанциях, возможен ли такой вариант. Предупредил, что это крайне маловероятно. В конце концов, речь шла только о моем спасении. И как я намерен объяснить девушке, что ей крайне необходимо пройти срочную стерилизацию? Скажу правду? Она, в лучшем случае, поднимет меня на смех, а в худшем сочтет сумасшедшим. Ей потребуются доказательства. А в планы инопланетян не входила огласка. И, кроме того, у нее есть родственники. Она наверняка начнет умолять об их спасении. А те попросят спасти кого–то еще. И так далее, по цепочке. И с другой стороны, даже если с Оксаной получится все уладить, а что, если мы обманем их. Не «стерилизуемся», а только притворимся. На это я возразил, что сделать это будет чертовски трудно, поскольку они имеют доступ в наше «неразумное и непутевое» человеческое сознание. Да, но… сказал он.

Но. Всегда находилось какое-то но. Мое прошение о спутнице было подано в инопланетные инстанции, но или затерялось там или же переговорщик не хотел меня расстраивать полученным отказом.

Прошел месяц. Я нервничал и это сказалось на моем поведении. Последовало несколько ссор с Оксаной. После последней из них я решил, что хватит. Я не сделал шага к применению и, несмотря на то, что в ссорах был виноват именно я, не откликнулся на ее попытки к примирению. Мы расстались. От наших общих знакомых я знал, что она тяжело переживает разрыв. Я чувствовал то же самое. Но сделать ничего не мог.

Погруженный в эти невеселые воспоминая, я несколько часов я бродил по улицам, в безуспешных поисках очередного «подопытного» и, в конце концов, заглянул в только что открывшийся бар. Посетителей кроме меня не было. Единственное, что мне оставалось – выбрать в «жертву» бармена.

Присев на один из высоких вращающихся стульев кричаще–красного цвета, я присмотрелся к парню по ту сторону стойки и слегка опечалился – абсолютно лысый, с покрытыми устрашающего вида татуировками шеей и руками (бицепсы тоже впечатляли), с суровым взглядом, уже немолодой бармен производил впечатление человека познавшего жизнь, циничного и бесчувственного.

Однако у меня не было выбора.

Заказав пиво с орешками я не торопясь попытался завязать непринуждённую беседу. Лысый на мои попытки реагировал крайне вяло и изредка бросал «да» или «нет» тоном, явно подразумевающим, что он охотно послал бы меня, да мешает рабочий этикет.

Сошлись мы в музыкальных вкусах. Когда лысый узнал, что я слушаю рок, его взгляд немного оттаял. Когда выяснилось, что мы предпочитаем слушать практически одни и те же рок–группы, он даже начал немного улыбаться.

Через полчаса мы были едва ли не друзьями. На мое счастье, посетителей в баре не было и нашему разговору ничего не мешало. Болтая с лысым о том о сем – от музыкальной темы мы плавно перебрались к маркам мотоциклов (в которых я, естественно, совсем не разбирался, но на голубом глазу соврал, что давно планирую купить), – я про себя прикидывал, как лучше подойти к интересующей меня теме. Потомственный знахарь, предложивший лысому убить кого–то из знакомых, вполне может получить по морде. Такое со мной за время проведения эксперимента пару раз уже случалось. И мне не понравилось, скажу я вам.

Выбрал я один из старых вариантов. Телекинез. Межгалактические друзья, – если в данном случае уместно вести речь о дружбе, – наградили меня и этой способностью. Для телекинеза не требовалось даже соединять пальцы. Все получалось силой мысли. Правда, двигать получалось лишь небольшие предметы и находящиеся от меня на расстоянии не более четырех–пяти метров.

Я сосредоточился на бутылке виски, стоящей на стойке за спиной лысого. Бутылка плавно поплыла по воздуху мимо его плеча, крышечка отвернулась, бутылка наклонилась над моим стаканом, налив мне щедрую порцию, затем мягко опустилась на стойку и замерла. Я с невозмутимым видом отхлебнул из стакана, глядя прямо в глаза своему собеседнику.

Нужно отдать ему должное. Он не выглядел слишком испуганным. Его челюсти сжались, а желваки напряглись, но в остальном лысый никак не выдал своих эмоций. Он коротким быстрым движением огляделся по сторонам и замер, уставившись мне в глаза в ответ.