Постижение

Николай Саныч, прочитав мою статью в заводской газете, предложил послушать его: «Может что то наберёшь для своей будущей книги». Послушать интересного человека, всегда удовольствие… и соглашаюсь. Рассказанное потрясает!

Уже было написано три с половиной листа школьной тетради в клеточку, причем убористым шрифтом… о службе Николая Александровича в КГБ с октября 45-го по март 46-го, где пришлось насмотреться на шпионов, предателей и врагов народа, и на то, как с ними обращались. Мягкая и добрая душа не выдержала -уволился, подписавшись сохранять тайну виденного 50 лет. Ко мне была просьба, не опубликовывать рассказанное, еще пятнадцать лет.

Выкристализовываю последнее предложение, ищу особые слова, выразительно вырисовываю моё представление о муках и страданиях заключённых, о чувстве долга и страданий чекистов. Ставлю точку… и осознаю всю мерзость написанного… понимаю причину моих мерзких ощущений, когда читал фрагменты «Архипелага ГУЛАГ»– не пережитое, даже с чужих слов – выдумка… мерзкая выдумка.

Мерзость ещё не ненависть, но уже отрицание любви или использование её в мерзких целях… С легкостью на душе уничтожил с трудом написанные строки – ощущение снятых увесистых оков.

Озарение… оно не приходит из ничего – всегда есть ему основание: не только понял, но и увидел – почему Гоголь сжигает второй том «Мертвых душ»… Либеральная критика реальности в купе с талантом Гоголя ещё скрывала мерзость «свободы слова» по разбрасыванию дерьма на жизненную правду. Вероятно, второй том до ужаса искрился мерзостью… и развив в себе мвшление, Николая Васильевича не удовлетворяла выдумка ситуаций и обстоятельств, которых он не переживал.

Николай Васильевич Гоголь широко познал западную либеральную мысль. Многое принял, с чем то не согласился, но главное увидел Россию «свободным» прямолинейным взглядом… увидел и ужаснулся, не поверив самому себе, времён написания «Старосветских помещиков». Глубокая вера в Бога и совесть, не позволяющая отрываться от простоты жизни и многозначно – сложных людских характеров, и превратиться в мерзавца.

Николаю Александровичу хотел сказать то, что он сказал мне раньше чем мы поздоровались.

– Николаша, я больше не слова о «сером доме»…Нет страха, но во рту и до самого копчика гадкий осадок и ощущение подлости… рассказал тебе – будто взвалил на тебя мешок с навозом… и в моей груди прибавилась тяжесть…Забыть гадость и будет облегчениеи, может быть, даже счастье… Расспространять гадости и подло, и безумно… тревожить людей тем, что они должны знать, чтобы жить спокойно… Это моё… и я дюблю жизнь… Бог не наказывает за любовь – наказывает за предательство жизни, и себя.

О предательстве не думалось… Предательство – величайшая подлость. Моё предательство себя – уйти от познания Мира, жизни – получать от неё удовольствие.

*

Стою посредине мастерской, рассматривая все углы и закоулки…Подходит Сан Саныч Салтыков.

– Лом ищешь?… Татарин – ворюга в свой угол поставил…возьмёшь попользуешься и поставишь на наше общее место.

«А мне такой лом нужен дома?» – подумалось неожиданно – «Даже всеведающий Салтыков не может ответить на мой вопрос. А мне он прямо сейчас нужен».

Навстречу идёт Муса: « Лом поставишь на моё место».

Через десяток шагов встречаю механика Сергея Васильевича: «Лом приносишь в кабинет».

Ценность лома поднималась. Серёга Тарасов объяснил интерес к лому. Ему тоже дома нужен такой: «Закончишь, поставишь лом за выступ в стене, к концу работы пристрою в нужное место».

Пришлось объяснять ситуацию… «Муса хотел забрать лом домой».

– Нос на пятак переделаю – возмутился Серёга и пошел «прессинговать» Мусу…

Через пять минут оба вышли из курилки. Нос Муссы остался целым.

Позже, Муса, на складе за банку «рассола»(30% спирт для охлаждения полимеризатора) приобрёл шестиметровую арматуру диаметром 40 мм, и за такую же трехлитровую банку изготовил 4 лома – 2 в цех, по одному себе и Тарасову.

*

Глупцам трудно в одном – в познании неизведанного… Умным в другом – останавливаться и объяснять глупцам непонимаемое.

Наивность трогает, но не всегда смешит, глупость может вызвать улыбку, но не трогает – это разные явления. Когда попадаю в туман – наивность, а если туман в голове – глупость.

Лёва сорвался… глаза прятались в пол… лицо морщилось виноватой гримасой… Моё возмущение раздувалось в свирепость от каждого его слова – сутки назад он просил о снисхождении, убеждал: «Дмитрич, завязал… всё!.. Гадом буду!» – и вот этот «гад» заставляет рвать голосовые связки, превратив меня в лающего цепного бобика.

– Федя… в «низ» с Сашей… закончите сборку отвода… Вадим, займись люком… Олег и Женя… перепакуйте фланец на подаче воздуха, – стараюсь вложить больше просьбы, чем командного тона… мужики понимают ситуацию… и соглашаются без возражений…