Повести и рассказы

— Рэд, — сказал Ивен. — Выслушай меня, пожалуйста. (Он поймет, когда я скажу ему, что это нечто такое, о чем я не в состоянии говорить. Он поймет). Рэд, — сказал он. (Нет, не могу. Будет лучше, если я просто возьму себя в руки. Будет лучше, если я сделаю это для своего сына, будет лучше, если я поскорее сделаю это). — Рэд, — сказал он. — Твой отец слегка подвыпил. Ты видел только что, как Уоррен Уолз пытался стать на голову. Это было оттого, что он слегка подвыпил. Но это ничего не значит. Все прекрасно. Ничего особенного не случилось. Просто когда человек немножко выпьет, ему начинает казаться, будто что-то случилось, будто что-то вокруг не то. Дейд тебе обрадуется.

— Почему ты сказал, что это Мильтон Швейцер? Почему ты не сказал, что это Дейд?

— Я чуточку подвыпил, — сказал Ивен так, чтобы вышло повеселее. — Это ничего. Ты ведь уже не боишься?

— Не пойму, — сказал Рэд. — Тебе нравится Мильтон Швейцер?

— Конечно. Мне нравится Мильтон Швейцер.

— Я его ненавижу, — сказал Рэд.

— Почему? — сказал Ивен. (Что толку прикидываться перед Рэдом? Что толку делать вид, будто ничего не случилось? Он все равно знает. Я не могу его оградить…)

— Помнишь, как ты спросил, нравится ли мне Уоррен Уолз?

— Да, Рэд. Это было вчера.

— И еще спросил, почему мне понравился Коди Боун.

— Да, Рэд.

— И я сказал, что Коди Боун мне просто понравился, а почему — не знаю. Так вот, мне теперь нравится и Уоррен Уолз. Он мне особенно понравился, когда старался подержаться на голове. Но Мильтон Швейцер не нравится мне. Я его ненавижу. — Он помолчал с минутку, потом сказал: — И знаю — почему.

— Почему, Рэд? — Ивен уже не прикидывался веселым. И голос его прозвучал совсем тихо.

— Мама сказала, что возьмет меня и Еву в цирк. Мы приготовились, но она почему-то позвала Мейбл, и Мейбл увела нас. Нам не хотелось идти с Мейбл. Я не знал, почему мама раздумала идти. Мне вовсе не понравился цирк с Мейбл.

Рэд умолк.

— И из-за этого ты возненавидел Мильтона Швейцера? Но при чем тут он? — сказал Ивен.

— Разве ты не понимаешь? — сказал Рэд. — Когда мы вернулись из цирка, он был у нас. А еще в другой раз мама обещала повезти меня и Еву на пикник в университетский городок. В то самое место, где мы однажды так хорошо повеселились. Она наготовила сандвичей, самых разных, и когда мы совсем уже собрались, она снова позвала Мейбл и отправила нас с нею.

— Когда это было?

— Когда ты уехал зарабатывать деньги на машину, — сказал Рэд. — Когда же мы наконец купим ее?

— Не знаю, — сказал Ивен.

— Вернувшись после пикника, я вошел в комнату и увидел его, — сказал Рэд. — Я сразу же вышел оттуда и пошел во двор, потому что ужасно разозлился. Я только сказал: «Почему вы не сидите у себя дома?» Ева осталась с мамой и с ним.

— Что же ты не рассказал мне раньше, Рэд?

— Не знаю, — сказал мальчик. — Забыл, наверно. Потом он уже больше не приходил к нам. А разве тебе приятно было бы услышать, что я так зло с ним разговаривал? И чтобы я сам рассказал об этом? Мне было стыдно. Я не хотел сказать такое. Я просто не удержался.

Ивен подрулил к стоянке аэропорта и остановил машину.

— Твой дядя Дейд очень тебе обрадуется, — сказал он.

* * *

Дейд выглядел усталым, он выглядел таким усталым, что Рэд сказал своему отцу: «Это и есть Дейд?» Дейд читал книгу, прислонившись к стойке. Когда они подошли, он захлопнул книгу и посмотрел на мальчика.

— Привет, Рэд, — сказал он. — Ты выглядишь прекрасно. Ты выглядишь превосходно, мальчик. — Он обернулся к брату. — Знаешь, на кого он похож? На нашего старика. На твоего дедушку, Рэд, на Петруса Назаренуса. Ты похож на него. — Дейд снова посмотрел на брата. — Я подумал, что лучше так, чем совсем ничего. Но через час мне нужно улететь с обратным самолетом.

Дейд улыбнулся мальчику. Он заговорил на языке, который Рэду хотелось бы знать. Единственное слово, понятое Рэдом из всего, что сказал Дейд, было «эй». С него Дейд начал. Эй, потом еще что-то на незнакомом языке, слова — быстрые, твердые и как будто сердитые, но в то же время и забавные.

Глядя брату в глаза, Дейд очень спокойно сказал что-то еще на своем языке. Рэд услышал, как отец его ответил на том же языке.

Они направились к скамейке в дальнем углу, сели. Рэд оказался посередине, между отцом и дядей. Дейд обнял его одной рукой, прижал к себе.

Братья разговаривали на языке, которого Рэд не понимал. Но ему это и не нужно было. Он понимал их голоса. Он понимал, что Дейд брат Ивена.

— Говори помягче, — сказал Дейд. — Говори помягче, ради своего сына. Я вижу в нем моего отца.

— Хорошо, — сказал Ивен. — Что мне делать, брат?

Дейд обратился по-английски к Рэду.

— Ты — мой отец Петрус Назаренус. — Он притянул к себе голову мальчика и поцеловал в лоб. — Если ты устал, если хочешь пройтись, если хочешь посмотреть на людей или выйти и посмотреть на самолеты, иди, мы будем здесь, ты найдешь нас на этой скамейке.

Рэд обернулся к отцу, и в глазах его снова было смятение.

— Я не хочу, — сказал он.

— Я и надеялся, что не захочешь, — сказал Дейд, — но не был уверен.

Он снова перешел на родной язык.