Преподаватель симметрии

Это был очень точный вопрос, с его помощью Гумми удалось припомнить...

– Нет, там дров совсем нет. Там горы. Я носил воду.

Но больше - все. Второго столь же пронзительного вопроса Давин не мог придумать и поставил на прошлом Гумми точку. И стал интересоваться Луной...

Гумми настороженно взглянул на доктора и опять не уловил никакой тени, кроме участия и интереса. - Да, я был на Луне,- согласился Гумми. - Но как это вам удалось? - Давин переиграл. Даже не знавший иронии Гумми заметил; заметил и потускнел. - Вы мне не верите...

– Да нет же! - заспешил Давин самым искренним тоном.- Я абсолютно вам доверяю. На мой взгляд, вы человек, не способный врать. Но согласитесь... Это же никому из людей не удавалось... - Вот и вы тоже...расстроился Гумми. - Уверяю вас...

– И вы тоже говорите, что я не человек... - Я этого никак не говорил!

– Вы сказали, что "никому из людей". Кармен тоже так говорит: "Ты не человек".

– Вы меня неправильно поняли...- начал пояснять Давин. Думал он в этот момент с интересом о том, какая же на самом деле существует связь между сумасшествием и способностью логически мыслить. "Быть может, безукоризненно логические построения - есть своего рода признак. Нормальное же мышление как раз алогично. Механизм здорового мышления сводится к тому, чтобы суметь не отметить, пропустить, изменить последовательности... Перескок, перенос... какое-нибудь должно быть слово... Может быть, было уже... Мышление протекает как бы в двух слоях, не подозревающих о своем параллельном существовании: в глубине - немое вековое знание, и логический лоск для самообольщения поверху, как наряд... Неназванное - покрыто беспорядочным слоем названий, слов... Как это пока звучит пусто, неопределенно, не то... Но - что-то есть, закономерность, механизм... Назвать его, объявить!.. думать, над этим думать!" - дал он себе указание на будущее.

– Они просто не понимают, что значит летать,- жаловался Гумми.Птицы, конечно, тоже летают. Но люди же не птицы. Люди летают иначе. Они не приспособлены, как птицы. Люди не знают, как они приспособлены, и думают, что летают только птицы.

Конечно, нельзя представить, что человек летает, как птица. Вот они надо мной и смеются. А я не машу руками, как крыльями, когда летаю. Это же не так делается...

"Однако этот идиот удивительно тонок! - подумал Давин.- Нет эквивалента... как всегда, нет эквивалента!.. Что чему равно? Где ум, где бред? Одна лишь договоренность, циничность которой опущена по еще одной договоренности, которая, в свою очередь, забыта. О, господи! - вдруг взорвался про себя Давин.- Додумаю ли я сегодня до конца хоть одну мысль!.."

– Это так же просто, как любая способность, если она есть. И так же недоступно, если ее нет. Это обыкновенная способность, как все другие. Чуять запахи - разве менее удивительно? Есть ли что-либо не удивительное и не чудесное у Бога?

"Господи!-взмолился Давин.-Он не может так говорить! Это он сейчас сказал, или я подумал? Нет, положительно, сумасшествие заразно..." - Ну, так покажите,- сказал он, не смягчив тона. - Вы мне не верите...- Горе, мигом распространившееся, залившее лицо Гумми, было так глубоко, что доктор задохнулся и чуть не взвыл от отчаяния. Нет, это было выше его сил.

– Ну, как же не верю! - впервые окончательно сорвался он.- Я именно - верю вам! - Он кричал, разделяя с людьми заблуждение, равное их хитрости, а именно, что грубость есть проявление искренности.- Я верю вам!

– Я понимаю,- сокрушенно и покорно кивнул Гумми.- Мне-то вы верите, вы в меня - не верите...

– Слушайте, Гумми! Вы поразительный человек! Нет, я вам совершенно серьезно говорю, я не смеюсь, вы потрясающий человек! Вы сами не понимаете, какой вы...- Чем больше он нанизывал и уточнял интонацию, тем более смущался: сколько же надо употребить слов, чтобы заставить человека поверить в то, во что сам не веришь... Собственно, слова только тут и требуются. Остальное - существует. "Необходимо и достаточно,- со вздохом подумал он.- Лучше бы я стал математиком, чем уточнял неточные мысли о жизни..." Уверяю вас!..

Но Гумми поверил и, казалось, замурлыкал от счастья.

– Я вам верю,- сказал Гумми.

– Вы научились летать в монастыре? - снова вглубь догадался Давин. Это резкое возвращение вспять возымело неожиданное действие: казалось, Гумми что-то вспомнил - так он разглядывал округлившимся и остановившимся взором перед собой нечто, чего перед ним на самом деле не было.

– Да... Учитель... Он пил воду... Я должен был постигать пустое...Снова слова, только что поразительно находившие друг друга, слиплись, как леденцы в кармане.- Выпил воду, посадил в угол... Немножко бил палкой...В глазах Гумми что-то прорвалось и выскочило наружу.- Он меня спросил: "Где в этой чашке выпитая мною вода?" Я сказал, что в нем. Тогда он меня очень бил. Потом поставил пустую чашку передо мной и сказал: думай о том, что в ней... И ушел, заперев дверь. Я был там три дня и думал. - Хм...- сказал доктор Давин. Лицо Гумми прояснилось:

– Вы мне подсказали, и я вспомнил. Так и было. Я смотрел в чашку три дня.