Превратности судьбы

– Да я же говорю, фигню какую-то, поэтому меня даже не заинтересовало. Ведь когда неинтересно, то и не помнишь, о чем был разговор. Да и не было разговора-то, он один говорил.

– Ясно, но ты это, все равно… – чуть замялся следак, или он опер, не разберешь, – если чего-то вспомнишь случайно, расскажи, ладно?

– Без проблем, – твердо произнес я.

– У тебя тут в деле интересные цифры фигурируют. Это правда, что у тебя сто семь подтверждённых фашистов?

– Извините, товарищ капитан, я и не знаю, некогда мне считать-то было, командиры считали, они и писали. Думаю, если и ошиблись, то немного. Десятка два или три недосчитались…

– Чего-чего? – выпучил на меня глаза следак-опер.

– Ну, ведь не всегда же кто-то мог зафиксировать факт уничтожения противника, я иногда и в одиночку работал, а иногда в зачистках и штурмах участвовал, кто же там считать будет? Рот откроешь, а тебя уже съели. – Нет, ну а почему я должен был скрывать то, что я убил гораздо больше врагов, чем мне насчитали официально? И не выделываюсь ни грамма, просто правду говорить приятно, меня спросили, я ответил.

Пел в нашем ВИА гармонист. Как же он пел… Я играл на гитаре, больше было некому. Те, кто умели, как назло имели ранения рук, вот я и вызвался. Получилось, на мой взгляд, живенько и… нет, не современно, а больше похоже на музыку из моей прошлой жизни. Этакие ремиксы выдавал. Все даже сначала обалдели слегка от моей игры. Здесь так еще не лабал никто. Отрывки различных симфоний и прочих классических произведений произвели фурор. Пальцы хоть и болели, тело до моего вселения, видимо, не умело играть, но слушались как родные, сбивался очень редко. Чуть-чуть из Бетховена, немного Моцарта и Шопена, зацепил моих современников: Эйнауди, «Скорпионс», люди просто слушали, боясь шевельнуться, но это я так, немного развлекался. В основном все же просто подыгрывал, раненые бойцы хотели песен, и они у нас были. Под конец все же не сдержался:

Среди связок в горле комом теснится крик,
Но настала пора, и тут уж кричи не кричи.
Лишь потом кто-то долго не сможет забыть,
Как, шатаясь, бойцы о траву вытирали мечи,
И как хлопало крыльями черное племя ворон,
Как смеялось небо, а потом прикусило язык.
И дрожала рука у того, кто остался жив.
И внезапно в вечность вдруг превратился миг…