При исполнении служебных обязанностей

Струмилин подумал, что спутники запускают только для того, чтобы принести из космоса, а потом из других миров новые знания для человечества. Может быть, со временем люди узнают, как сделать сердце вечным. Они могут это узнать, покорив космос и познакомившись с тамошними обитателями. Только искусственное сердце, наверное, совсем иначе гонит кровь, и поэтому люди тоже станут иными, если узнают тайну вечного сердца.

9

Наум Брок вышел на радиопривод "Науки-9". В наушниках пищало тем громче, чем ближе к ледяной станции приближался самолет Струмилина, который сейчас вел Павел Богачев.

- Они предлагают садиться километрах в трех от них, - сказал Наум, оторвавшись на секунду от приема, - там площадка ровнее.

- Хорошо.

- Только до них потом придется добираться три километра через торосы. Они передают, что там торосы здоровые и идти будет трудно.

- Где у них горючее? - спросил Павел, приподнимаясь в кресле, чтобы лучше видеть лед.

Наум начал быстро выбивать ключом его вопрос.

- Они передают, что горючее в лагере.

- А как же мы будем заправляться? Нам ведь не хватит дойти обратно на нашем горючем.

- Значит передать, что будем садиться прямо в лагере?

- Да.

Радиопривод в наушниках теперь не пищал, а надсадно и монотонно выл, как сирена.

Павел смотрел вперед, но не видел палаток "Науки-9".

"Сейчас, Павел Иванович, - думал он, - сейчас, миленький, вы уж потерпите немного. Мы их найдем. Сейчас мы их найдем, вы только не волнуйтесь".

- Где же они?! - закричал Павел. - Геворк Аркадьевич, где они?!

Аветисян стоял у него за спиной и смотрел туда же, куда и он. Но впереди был битый лед, и торосы, и зеленая вода. Лагеря не было видно, хотя радиопривод в наушниках выл зло и монотонно.

- Сейчас, сейчас, - тихо говорил Аветисян. - "Eile mit Weile" "поспешай с промедлением". Сейчас они появятся.

Павел прибавил оборотов. Самолет шел низко надо льдом. Впереди по льду неслась его маленькая тень, похожая на стрекозу. Мотор ревел захлебно и весело, как первый майский жук. Облака опустились и теперь стали еще гуще и темнее.

- Мы идем очень низко, - сказал Аветисян, когда рев привода стал не таким громким, - мы прошли их. Мы не видим их сверху.

Павел заложил крутой вираж и повернул машину в обратном направлении.

- Возьмите южнее, - сказал Аветисян.

- Хорошо.

Брок крикнул:

- Они нас видят.

- Пусть они командуют! - попросил Богачев. - Пусть они ведут нас!

- Хорошо!

Богачев привстал в кресле, потому что звук снова стал тревожным и громким.

"Где же они? - думал он. - Где же они?!"

Богачев чувствовал себя комком мышц. Ему казалось, что ударься об него сейчас пуля - отскочила бы сплющившись. Лицо его тоже окаменело и стало жестким и хищным. Такое лицо бывает у медвежатника, встретившегося со зверем после охоты, когда в стволе остался один-единственный патрон последняя надежда на жизнь.

Радиопривод снова стал затухать. Павел выматерился. Он почувствовал, что все тело его стало мокрым и холодным. Он ненавидел себя сейчас.

"Чкалов, - думал Павел, - он говорил, что я будущий Чкалов. Я дерьмо, а не Чкалов. Беспомощный кутенок, который тыркается мордой и не может выйти на радиопривод. У, сволочь какая!" - думал он о себе, ложась на новый вираж.

- Вот они! - заорал Аветисян.

Богачев почувствовал, что вот-вот заплачет. Он сопел носом и закрывал глаза. Он почувствовал, что вот-вот заплачет, но не мог сдержать радостной улыбки, потому что понимал, как это будет хорошо, если сейчас он посадит машину к людям, попавшим в беду.

Богачев увидел, что площадка очень мала, но он не думал, что самолет сюда сажать опасно и трудно, он был уверен в том, что сможет посадить самолет на крохотный ледяной пятачок. Он видел вокруг разводья и трещины и торосы невдалеке, но его это не пугало. Он вел машину на посадку.

- Володя, начали!

- Есть!

Пьянков стал на колени рядом с Богачевым. Он сразу же сросся с приборами.

Самолет пошел на снижение.

- Трещина на льду, - негромко и спокойно сказал Струмилин и положил руку на штурвал.

- Вижу! - так же спокойно ответил Павел.

Самолет рвануло вперед, потому что иначе он мог попасть лыжами в трещину.

Самолет повело вперед, и надо было в одну долю секунды решить: уходить ли вверх, чтобы делать новый заход, или сажать машину сейчас, рискуя не удержать ее и врезаться в торосы.

- Садимся! - сказал Павел.

Пьянков убрал газ, и машина коснулась лыжами льда. Машина коснулась льда и заскользила прямо на гряду торосов.

- Тормоз! - крикнул Богачев.

- Есть!

Но несмотря на то, что тормоза был включены, машину несло вперед на торосы.

Богачев стал заваливаться на спинку кресла, вытягивая на себя штурвал. Самолет несся вперед, неудержимо и накатисто.

Павел снова почувствовал себя комком мышц. Он сморщил лицо, закрыл глаза и, резко опустив штурвал, дал машине свободное движение вперед. Мимо промелькнули лица зимовщиков. Они что-то кричали, но из-за рева мотора не слышно было, что они кричали, хотя можно было догадаться, о чем они сейчас должны были кричать.